Она думала о предстоящем нападении, о том, что именно сказал своим людям Ветрис. Безымянные, как и прочие долинцы, были не виноваты в том, что варвар так отчаянно жаждал смерти Морстена. Почему? Что он сделал лично Ветрису? В глупости, вроде претензий на его будущую супругу, Лаитан не верила. Она вообще изначально не доверяла варвару и его людям, а поход и произошедшие события скорее сблизили ее с Морстеном, чем с возможным и самым очевидным союзником из Долины.
Ветрис желал избавиться от северянина любой ценой. И чем ближе был океан, тем острее проявлялось это желание, затмевая логику и здравый смысл поступков.
Но его люди… те самые, о которых он так беспокоился, ради которых, по его словам, он пришёл в Империю — в чём были виноваты они? Почему они должны погибнуть ради честолюбивых планов варвара?
Лаитан заёрзала на камнях. Если Ветрис поднимет всех своих охранников и личную гвардию, пять тхади и полторы калеки в виде их с северянином много не навоюют. Тьма могла быть опасна для златокровых, но как она поведёт себя с среброкровыми? Не сольётся ли она в прочный союз, какой бывает у червлёного серебра, из которого делают прекрасные вещи и посуду в Долине? Ей вспомнилась броня умерших тысячи лет назад дварфов. Сплав золота, серебра и черных витых букв на осколке истории. Непрочные материалы, скрепленные печатью Тьмы, пережили века и многих потомков. Не в том ли и была суть всего, что лишь объединение несочетаемого дают, вопреки здравому смыслу, материал, прочнее которого не найти в мире? Медноликая повернула голову и упёрлась взглядом в тёмные провалы глаз зверя. Тот сидел рядом, смотрел на Лаитан и чего-то ждал.
— Поди прочь, — одними губами шепнула Лаитан. Зверь довольно оскалился, блеснув острыми клыками. Лаитан сдвинула брови. Слишком уж реальным было видение, преследующее её в последние дни. Под тушей огромного животного скрипнуло несколько камешков, и Медноликая поняла, что зверь вполне из плоти и крови. Дыхание замерло на губах Лаитан. Она не в силах была пошевелиться, неотрывно глядя на зевающую зверюгу поблизости. Черные глаза и зловоние, донёсшееся из пасти, когда ветерок в ночи сменился, подтвердили догадки.
Зверь припал к земле, потянулся всеми лапами, выгибая спину, и Лаитан увидела вместо туши, покрытой шерстью, гибкую фигуру черноволосой женщины. Она встала, ничуть не стесняясь наготы, бросила взгляд на затухающие огни костров в лагере и совершенно беззастенчиво игриво подмигнула Лаитан.
Гибкое голое тело изящно качнулось, и в отблесках огня Лаитан смогла ее хорошо рассмотреть. Длинные, до пояса, черные, как ночь, волосы, красивая фигура, небольшая, но привлекательная грудь и узкие бедра. Бледная, почти белая кожа женщины смотрелась призрачной на фоне ночи и ее черных волос. Овал лица, острого и немного звериного, рассекла довольная улыбка. Словно по снежному склону прошла трещина, грозящая огромными неприятностями и смертью.
Женщина не была похожа ни на кого из когда-либо виденных Лаитан. Народов севера Медноликая не встречала, но представляла их именно такими. Невысокими, темноволосыми и бледными. Со стороны лагеря имперцев донёсся слабый звук. Лаитан бросила в ту сторону взгляд, но ничего не заметила, а когда повернулась обратно, ни женщины, ни зверя поблизости не оказалось.
Огни костров совсем угасли, красными злобными глазами углей ещё поглядывая сквозь сонно перемигивающиеся кострища. До полуночи оставалось недолго.
Морстен видел сон. Он не хотел засыпать глубоко, чтобы не пропустить момент нападения, и прислушивался к гулу натянутых силовых линий, протянувшихся в том пространстве, где обитала истинная сущность Замка, между времён и расстояний. Но гудение становилось все более монотонным, мир вокруг размазался, теряя чёткость и грани, и он провалился в тёмное нигде, растворяясь в видениях.
Истерзанный разум, распухший от вливания бесконечных потоков знаний и сил, теперь взрывался фантасмагоричными картинами, одна другой краше. Тхади, драконы, взмывающие в небеса стальные птицы, сопровождаемые потоками формул и расчётов, разбивающиеся зеркала, в каждом из которых с одной стороны отражается лицо Лаитан, одетой в странный блестящий костюм, в с другой — он сам, только моложе и не такой мускулистый. Огненный дождь сменялся ледяной пургой, небеса плакали градинками, и чернели, а Морстен знал, что это падает вниз превратившийся в твердь воздух, и скоро будет нечем дышать. Вместо солнц плыли два скорченных темных шара, от которых изливались потоки злых, рвущих тело, ветров. Но потом перед ним раскрылся сверкающий золотом и серебром сферический щит, окружавший ярящийся в скальном ложе океан, запертый в ловушке, и мир рассыпался изморозью.