Позади тихо шёл кто-то еще, шаги были лёгкими и почти неслышимыми.
— Госпожа, — раздался голос Надиры, — я хотела сказать… — она запнулась на некоторое время, подбирая слова. Лаитан ей не препятствовала, хмуро поглядывая на блестящее стекло океана внизу, отражавшее тусклый солнечный свет, пробившийся сквозь отступающий вокруг туман. Блики играли на застывших водах великого отца, словно море света, в котором сгорали судьбы и отдельные жизни, чтобы потом выползти в темноте ночи и завыть в небо от тоски и одиночества. Лаитан понимала их, как никто другой.
— Госпожа, мне очень жаль вас. Ваш путь безмерно скорбен и тяжёл, но я сделаю все, чтобы облегчить его, насколько смогу, — выдохнула на одном дыхании Надира. Медноликая вздохнула и сказала, не поворачиваясь:
— Знаешь, как мне себя жаль, Надира? Пожалуй, мне жаль себя куда больше, чем кому-либо еще. Только у каждого своя дорога. И моя оказалась короткой и одинокой.
— Вы про эту чернявую дурочку? — не сдержала смешок Надира. Лаитан подумала, что ей в пору было бы покраснеть.
— Не такая уж и дурочка, если сумела нас обмануть в тумане, — передёрнула плечами Лаитан.
— Госпожа Лаитан, — придвинувшись поближе и взяв за руку свою госпожу, зашептала Надира, — если женщина уверена в себе и в том, что ее выбрали, она никогда не станет пытаться уничтожить ту, к кому не ревнует, — со смешком сказала травница. Лаитан почувствовала, как щеки стали горячими. Слышать это было, как ни странно, приятно.
Отец
Полукруглый холм-остров, казалось, вырастал из замершего в стекле моря по мере приближения к нему. Туман рассеялся почти полностью, оставив только тонкую молочно-белую взвесь в воздухе. Словно туман был живым, и не ушел прочь, а затаился, поджидая удобного случая, чтобы накинуться на беспечных путников.
Но беспечностью больше не страдал никто из решившихся на этот переход. Варвары, горцы и имперцы догнали ушедших вперёд Морстена и Лаитан, и смотрели на них с мелькающими во взглядах ненавистью, уважением и страхом. Демон, нападавший из тумана, унес несколько жизней, но, судя по всему, Тёмный и Медноликая как-то смогли с ним справиться. Как именно — осталось скрытым туманом и неверными звуками в нем.
Поросший лесом остров казался Морстену ненастоящим. Искусственным. В знаниях отсутствовали упоминания о строительстве чего-то подобного, но, зная Замок, северянин предположил, что тот не передал эту информацию, чтобы не портить предстоящего действа. Внутри у Тёмного что-то сжалось, словно от волнения. Он впервые соприкоснулся с чем-то грандиозным, непонятным и древним, оставшимся в наследство от тех, кто привел его народ в эти земли. Но благоговения Морстен не испытывал. Вспоминая то, что насовал в голову Крес, властелин Севера мог только беззвучно ругаться, и сдерживаться от плевков, понимая, как много лишнего наворотили их предки. Лишнего, ненужного и, чего уж там, откровенно глупого.
А еще он понял, что чувство сжатости возникает от ожидания удара в спину, нападения или какой-то иной подлости Посмертника. Присутствие повелителя смерти ощущалось как никогда сильно. И Лаитан… «Я не знаю, как ей помочь, да и не знаю, хочу ли я этого, — признался себе Морстен. — И, кажется, никто не знает. Даже Крес».
Мост впереди упирался в сплошную скалу, на которой были вырезаны символы двойного солнца и луны, обведённые залитым темной краской кругом. Внизу, на уровне груди человека среднего роста, выделялись три небольших углубления, напоминавших следы ладони, если надавить ею на застывающий строительный раствор или размягчившийся камень, обработанный зельями дварфов.
Вход окружали узловатые корни деревьев, пробившиеся сквозь толстый слой почвы, и напоминавшие клубки змей. Высохшие, они были мертвы, как и засохшие стволы над скалой. С искривлённых ветвей давным-давно осыпались листья, хотя в нескольких десятках шагов деревья выглядели здоровыми и полными сил, несмотря на условия жизни и морской климат.
— И что дальше? Выломать ее не смогу даже я, — обернулся к Лаитан Морстен. Шаман, которому он помогал идти, глухо кашлянул, но смолчал, внимательно смотря на дверь. Гравейн нахмурился, поглядев на углубления с недоверием. Слишком просто все было.
Медноликая подошла ближе, покачиваясь. На ее бледном лице, замершем, словно маска, была написана решимость.