Морстен моргнул, не понимая, чего хочет от него эта женщина. Лаитан скрипнула зубами от невыносимой боли в костях, которые, казалось, просто плавились под действием яда Посмертника.
— Через две минуты с половиной по корабельным часам ты убьёшь меня, если я до сих пор буду жива, — закончила Лаитан. — Не хочу умирать долго и стать игрушкой Посмертника, — пояснила она. В глазах северянина что-то опасно блеснуло. Их взгляды встретились, и Морстен упрямо качнул светлой головой.
— Я все сделаю быстро, — произнес он. Иногда обещания утрачивали свою актуальность, если менялись обстоятельства, но некоторые клятвы оставались навсегда. — Это все, что я могу для тебя сделать.
— Спасибо, — на ее губах появилась нерешительная улыбка. — Этого времени хватит, чтобы произвести идентификацию моих клеток. Пожалуйста, — добавила она с мольбой в голосе. Северянин отвернулся. Лифт как раз остановился, и двери разошлись, выпуская их в огромный светлый зал, две стены которого занимали черные, будто ночное небо, поблёскивающие стеклом экраны. Лаитан не сразу поняла, что это и есть обзорные иллюминаторы. Сейчас затемнённые, укрытые под толщей почвы и щитов внешнего сегмента судна, они отражали их двоих, шагнувших вон с площадки лифта. Бледная, с сероватым оттенком кожи, помятая и покрытая ссадинами Лаитан, под глазами которой залегли черные тени, казалась призраком самой себя, дрожащей куклой замерев в руках упрямого Морстена, чьей фигуре придавало внушительности одеяние и кольчуга под ним. Сам Гравейн смотрелся мёртвым рыцарем, тащившим в свой замок очередную добычу.
Связь Морстена с Замком прервалась, и он перестал слышать даже ту тонкую песню, неслышно звучащую на границе сознания, которая сопровождала его всю жизнь. В черных стёклах отражались бледная Лаитан, едва стоящая на ногах, но неуклонно движущаяся к моменту своей гибели, и он сам. Черные глаза, покрытые плёнкой фагоцитов, расправлявшихся с последними остатками болезнетворных агентов Посмертника, не добавляли ему шарма или привлекательности, и превращали лицо в подобие маски демона имперского праздника Всех Предков.
Гравейн понимал, что Лаитан, при всей возникшей к ней у него симпатии, уже не свернёт со своего пути. И заканчивался он на золотом троне капитана. Хотя, согласно задумке создателей ковчега, последний потомок Литана должен был не только запустить систему старта, но и управлять кораблем в последующие годы, но Лаитан не годилась на эту роль. Слишком сильно исказился генетический код, слишком много поколений давило на ее сознание, и передавшаяся по наследству от первого капитана болезнь, поражавшая мозг, не позволяла ей выжить. В любом случае. Теперь убийство казалось даже благом. «Мне не нужно оправдывать себя, — подумал он, — но понимать необходимо. Иначе я был бы просто слепым орудием в руках Империи, Ветриса, Посмертника… А это мне отвратительно».
Лаитан напомнила себе крошечную птичку, взмокшую и растрёпанную после встречи с хищником и побывавшую под дождём. Морстен шагнул вперёд, но тут же Лаитан отбросило в сторону, и она покатилась по полу, ударившись лбом об угол лифтовой шахты. Из рассечённой брови закапала кровь. Странно густая и тёмная, вымаравшая лицо и одежду. Перед ней, когда она подняла взгляд, по полу катались две фигуры. Светлые волосы Ветриса растрепались, лицо его было искажено злобой и ненавистью. Морстен казался тенью самого себя, и от того еще более злым, чем обычно. Привычная сосредоточенность и отрешённость слетели с него, уступая место тупой злобе и решимости если не убить, то сильно покалечить навигатора.
— Пеленгас даст мне вакцину, если я помогу ему избавиться от тебя и этой мерзкой вырожденки, — хрипел варвар, трясущимися руками пытаясь затянуть на напрягшейся шее Морстена обрывок серого жгута. — Он сделает меня капитаном, и от вас ему не придётся искать помощи. Оба станете игрушками в его руках…
— Ты умрёшь, — прошипел Гравейн, подсунув пальцы под необычно прочный серый жгут, топорщившийся на концах разноцветными жилами проводов. «Кажется, этот идиот вырвал откуда-то кабель, — всплыло в сознании Морстена, вместе с разноцветными кругами перед глазами. — Коэн ополоумел». — Пеленгас не из тех, кто оставляет таких ненадёжных слуг в живых. А ты ведь раб, Ветрис. И всегда им был. Крес рассказал мне о твоих планах по захвату власти.
Потрясённый навигатор на секунду ослабил хватку, или, может быть, чума Кирина нанесла удар — но результат устраивал Морстена в любом случае. Разжавшиеся пальцы Коэна позволили сделать еще один вдох, и северянин, проклиная про себя так не вовремя подвернувшегося Ветриса и овладевшую им болезнь, нанёс короткий и мощный удар под ребра варвару. Тот дернулся, и отпустил жгут. Последовавший прямой удар в челюсть, сопровождённый лязгом зубов, отбросил его назад, и Морстен не удержался от того, чтобы пнуть врага ногой. К сожалению, удар пришелся в бедро. Ветрис застонал, зажимая разбитый рот.