— Так когда ждать конца света-то? — перехватив один такой её взгляд, вдруг громко вопросил Шерман. — Нергарри тебе об этом не говорили? Или может тебе? — не дожидаясь ответа от замершей как статуя девушки, тут же обратился он к Фредерику.
При этом Шерман соблазнительно облизнул кончиком языка верхнюю губу, словно слизывал с неё каплю нечто вкусного, а после изогнул их в полуулыбке.
Не обратив внимания на это явное заигрывание особого внимания, Фредерик притянул Розалин к себе на колени и, любуясь ей, пусто бросил:
— Эти космические сучки молчат, так что нет, не знаю.
Он тут же припал к ушку Розалин и, что-то прошептав, запечатлел на её шее нежный, но долгий поцелуй. Это заставило Шермана возмущённо закатить глаза.
— А ведь сегодня канун зимнего солнцестояния, — вдруг с набитым ртом выронил Хью.
— О, прошу, не разговаривай во время еды, — жеманно произнёс Шерман, поведя плечом. — Ты итак похож на псину, а так даже на ту, у которой пробита челюсть.
— Ты охуел, конченный?! — тут же подорвался Хью, но Фрэн успела придержать его за руку.
— Сядь, — одним движением она усадила Хью обратно в стул.
Шерман издевательски усмехнулся.
— Послушный пёс.
Хью вновь подорвался да так резко, что, задев грудью стол, отодвинул его на несколько дюймов, из-за чего раздался неприятный скрежет ножек по кафелю.
— Я сказала, сядь, — Фрэн едва ли не впечатала его в стул снова и, бросив сквозь растрёпанные волосы острый взгляд на Шермана, рыкнула уже ему: — А ты закрой рот.
Шерман, недовольно скривив губы, скрестил на груди руки и тут же отвёл взгляд.
Фрэн выглядела очень плохо. Лицо приобрело какой-то нереальный серо-бледно-болотный цвет, на коже проступили ржавые полосы, под потухшими глазами, в которых, кажется, пропал даже зрачок, из-за чего они теперь казались пугающе пустыми, пролегли не просто синяки, а чёрные тени, похожие на трупные пятна. Капитан так сильно исхудала, что вся одежда просто на ней висела. Чёрная рубашка, отстёгнутая на все последние верхние пуговицы, открывала её тело почти до пупка, из-за чего прекрасно были видны страшно выступающие верхние рёбра, а грудь теперь казалась впалой. Сидела она глубоко откинувшись на стул, колени её упирались чуть ли не в середину стола, из-за чего Фрэн стала похожа на иссохшее, медленно клонившееся к земле дерево. Она словно и впрямь одеревенела, двигалась очень медленно, каждое движение причиняло ей явную боль, которую Фрэн по-прежнему никак не показывала даже взглядом, даже коротким дыханием. И несмотря на силу её духа, создавалось невольное впечатление, что капитан устала не просто из-за сумасшедшего графика работы или страшной одолевавшей её болезни. Кажется, она устала от самой жизни.
Фрэн закурила.
— Что ты имел ввиду, про канун зимнего солнцестояния? — зажав сигарету между зубами, глухо вопросила она Хью.
Парень так долго и так сухо смотрел на неё, словно не мог вспомнить, что вообще говорил об этом.
— Дни равноденствия и солнцестояний — поворотные точки года, — безразлично начал он, продолжив смачно поедать свой обед. — У многих народов мира они считаются чем-то вроде открытых дверей для потустороннего, непознанного.
Громко чавкая, Хью так быстро проговорил это, и, отрыгнув, столь же быстро оборвал свою мысль, оставив в воздухе недосказанность, на которую, впрочем, никто из коллег не обратил внимания. Никто, кроме Фрэн, которая надолго погрузилась в свои мысли.
Пока рейнджеры продолжали вяло есть, перемежая это пустой болтовнёй между собой, в столовую вошли Эррол с Робин. И если другие не обратили на их появление никакого внимания, Морган тут же жадно впился взглядом в парочку, отмечая про себя то, как отчуждённо они держались на расстоянии. И если Эррол с полным безразличием прошёл мимо коллег к стойке, чтобы сделать заказ, то Робин, закусив предательски дрожавшие губы и бросая на любовника тоскливые взгляды, села подле брата, напрочь забыв о том, чтобы заказать себе обед. Она прятала стыдливо пылающее лицо, по шее стекали капельки пота, на голове отсутствовала повязка, и теперь полученная в бою рана проглядывала сквозь волосы аккуратными швами.
Морган бесцеремонно приподнял волосы Робин, чем заставил её вздрогнуть и испуганно сжаться, и осмотрел длинный шов, который шёл от лба почти у самой линии роста волос по виску к уху. Интересовала его, конечно, не сама рана, ибо смотрел он на неё несколько секунд, после чего перевёл внимательный взгляд на лицо сестры, которая, кажется, даже боялась поднять на Моргана глаза. Боялась она не самого брата, а его реакции, которая последовала незамедлительно, хоть и не была как прежде яростной.