— Морган, — осторожно позвал он парня.
— Чего тебе?! — рявкнул тот, сверкнув светло-карими глазами, которые в этот момент приобрели красноватый оттенок.
— Какова главная идея твоей жизни?
Этот вопрос поначалу ввёл Моргана в ступор, но потом он кратко и твёрдо ответил:
— Свобода.
Тот же вопрос Тревор задал и Робин, и та ответила:
— Сила.
— А что в жизни для вас самое важное?
— Сестра, — ни секунду не замешкавшись ответил Морган.
— Брат, — одновременно с ним ответила Робин.
Они переглянулись.
— Вижу, вы очень дорожите друг другом, — продолжил тем временем Тревор. — И это прекрасно видеть столь сплочённых между собой людей, родных не только по крови, но и по духу. Ты, Морган, был вынужден заменить сестре родителей, хотя сам всего на два года старше. Ты все эти годы заботился о ней и защищал, и твои опасения вполне понятны. Но ты так же должен осознать, что Робин такая же свободная личность, как и ты, и имеет право принимать собственные решения. Не забирай у неё то, что для тебя самого является главным.
Склонив голову и вперив взгляд в пол, Морган некоторое время стоял молча, но это молчание было настолько тяжёлым, что в пространстве ощущалось сильное напряжение, как при приближении грозы.
— Хорошо, — наконец вымолвил он, тихо, сдавленно, словно решение далось ему с величайшим трудом. — Раз Робин решила работать на вас, я тоже согласен.
— Что ж, — выходя в коридор, протянул Тревор, — тогда пришло время познакомиться с семьей.
В кабинете психиатра в это раннее время царила тишина, нарушаемая только тихим шелестом перебираемых страниц книги. Здесь, в уютном полумраке, создаваемом закрытыми шторами и мягким светом нескольких ламп, в кресле перед журнальным столиком сидела женщина в красной блузе, которую дополняла вишнёвого цвета помада на тонких губах. Её лицо имело ассиметричные черты, поэтому правая половина выглядела словно чуть удивлённой, а тёмно-карии почти чёрные глаза с лёгкой экзотропией угольками выделялись на бледной слегка припудренной коже, что совсем не портило её, даже наоборот придавало особый шарм.
Откинувшись на спинку кресла, психиатр внимательно наблюдала за стоявшим у её большого во всю стену книжного шкафа молодым человеком в чёрных классических брюках и чёрной футболке, который, держа книгу, листал страницы.
— Эррол, — наконец позвала женщина своего пациента. — Ты уже больше года с нами, но каждый раз, появляясь у меня, молчишь. Может ты сядешь, и мы всё-таки поговорим?
— Говорите, я вас и здесь прекрасно слышу, — не отрываясь от книги, произнёс молодой человек.
— Хорошо, тогда, вспомним о жизни, которую ты вёл, до того как попал к нам. Какие чувства вызывают у тебя воспоминания о том, что с тобой было? Сожалеешь ли о том, что тебе пришлось делать?
По-прежнему смотря в книгу, но теперь не различая буквы и строки, Эррол задумался.
В его жизни последние шесть лет, включая проведённый в этой государственной организации год, были только убийства, убийства и убийства. Каждый день был наполнен оружием, последние новинки которых Эррол приобретал у контрабандистов, кровью тех, кого убивал, и одиночеством, ведь у таких, как он, не могло быть близких. Каждый день, как день сурка, начинался, продолжался и заканчивался одинаково: тренировка, завтрак, чистка оружия, выход на клиента, приготовление всех нужных для ликвидации вещей, и само задание, а после только ужин и сон. Так парень и выживал до того, как попал в это бюро и стал рейнджером, а то что было ещё ранее в далёком детстве, даже не помнил.
— Нет, не сожалею, — спустя мгновение ответил Эррол. — Это была моя работа.
Выражение его лица оставалось бесстрастным, без единой эмоции, словно все мышцы, затвердев, навсегда превратили лицо в каменную маску.
— Быть наёмным убийцей с четырнадцати лет не работа, ты же это понимаешь? — мягко произнесла психиатр. — Дети и подростки должны играть, учиться, радоваться жизни, наслаждаться каждым её днём и купаться в любви своих близких, а не убивать людей, потому что пришлось выживать в одиночку в этом мире. Ты был лишён нормальной жизни, того детства, что заслуживают все дети, и совершенно нормально сожалеть об этом.
— Я не сожалею, — безжизненно, не окрасив слова в эмоции, повторил Эррол. — Это была просто работа.
Психиатр мгновение наблюдала за тем, как молодой человек, поставив книгу на полку, взял следующую.
У него была поразительная феноменальная способность скорочтения, когда в течении десяти секунд он мог прочитать целый разворот. Тем он и занимался как в свободное время, так и во время их терапии — стоял у книжного шкафа, проглатывая книгу за книгой в отведённое время. И предпочитал он по старинке бумажные, а не электронные книги.