- Слишком сладким и заман чивым оказалось?
- Нет. Слишком страшно стало отказаться. Я сомневаюсь, что спокойно смогла бы у неё работать. Понимаешь, я только что к ней пришла, и не была с... мужчиной...
- Хм... Тогда непонятно, почему она отправила тебя? Видишь ли, целью эксперимента была возможность восстановления невинности у девушек. Чтоб потом продавать их с аукциона.
- Я сказала, что была замужем...
- Да, точно. - кивнул я. - Ты же говорила о муже. Так где же правда?
- В том, что я соврала. Нет никакого мужа. Просто упоминание о моей принадлежности мужчине даёт некоторую... неприкосновенность.
- Я понял. И всё же странно, что мадам поверила тебе на слово. Будь я на её месте - проверял бы.
- Лично? - ехидно хмыкнула она.
- Да. Какой-нибудь лекарь и только в моём присутствии. Чтоб не смогли договориться за закрытыми дверями.
- Жестокий... - слабо улыбнулась призрак.
- Да. - кивнул я - Не сострадательный. Больше нет. - сделал ещё один глоток из бутылки, которую так и продолжал держать за горлышко.
В комнате воцарилось молчание. Каждый из нас продолжил думать о своём. Я о моей Саньке, которая снова пришла на ум. О том, какий светлой девочкой она была, о её стремлении всем помочь, даже несмотря на понимание что разводят. А понимала она хорошо. Просто удивительная способность была видеть правду и суть вещей.
Я, помню, как-то спросил у неё: "Зачем помогаешь, если он тебя обманывает?" "Знаю. - ответила она - Но моя совесть сожрёт меня раньше, чем взойдёт солнце!" - и смеялась, как будто шутку сказала. Она была совсем не такая, как эта...
И зачем я их сейчас сравнил?
Но загрызть самому себя приступом распинания и самоуничижения мне не дали. Дверь кабинета распахнулась, являя выспавшегося и посвежевшего Эрика. Тот шагнул в помещение, лучась отличным настроением с утра пораньше.
- Северо, говорят у тебя возникла очередная разгадка на горизонте...
- Угу. - кивнул я и покосился на призрака, почти невидимую в рассветных лучах на фоне окна, у которого она продолжала... быть. Альбарро проследил за моим взглядом. Резко нахмурился, медленно вытащил из своего левого рукава вставленную в шов зачарованную гарроту и двинулся на девушку, наматывая концы металлического троса-удавки на ладони...
ДЕЛО № 3 - "Предсказанное"
ЧАСТЬ 7.
- Стоять! - рявкнул я так, что призрак вздрогнула и оторвалась наконец от созерцания восхода за окном. Обернулась и вздрогнула второй раз, уставившись на замершего Эрика, поднявшего уже руки над её головой и готового накинуть убийственную петлю.
Альбарро перевёл на меня ошалелый взгляд, но через пару ударов сердца стиснул челюсти и дёрнул руками, всё же намереваясь извести девушку прямо сейчас.
- Эрик, мать твою! - снова рявкнул я. - Не трогай её.
- Это же наини, Северо! - рявкнул не хуже меня друг. - Открой глаза, наконец!
- Наини..? - в один голос спросили мы с девушкой у Альбарро и уставились на него. Я так ещё и выполз таки из-за стола, медленными шагами начал приближаться к окну.
- Я - наини? - то ли с радостью, то ли с ужасом переспросила призрак и перевела взгляд на меня, ожидая ответа. Я наконец достиг дистанции в один бросок межде мной и ей и принялся копаться в памяти Северо. Впрочем, продолжая наблюдать за Эриком.
И отыскал. Наини - души чёкнувшихся ведьм. Они и так-то не блещут здравым рассудком, а с каждым убийством, применением магии для этого дела, их разум, как и тело гниёт заживо. И вот, когда тело не может больше жить, душа покидает его и несётся искать новое, чистое, молодое. А найдя, поджидает, затаившись, нужного часа, когда жертва будет расслабленной, чтобы вытолкнуть настоящую душу и занять понравившееся тело. Но и оно выдерживает очень недолго, потому что заражение очень быстро распространяется и убивает оболочку. И всё опять повторяется - бросить тело, найти новый сосуд, захватить. И чаще всего они охотятся на слабовольными и безмагическими существами, потому что их легче всего победить. И тогда тихая домашняя девочка становится вдруг хамкой, шлюхой, наркоманкой. Пускается во все тяжкие. А спустя пару лет её тело, изуродованное, использованное множество раз по низьменным назначениям, находят по утру в сточной канаве или подворотне. Близкие рыдают, оплакивая дочь, сестру, внучку, не догадываясь, что их девочки давно уже нет.