Часть одиннадцатая. Глава тринадцатая
Глава тринадцатая
Некоторое время Катя ещё перебирала вырезки и перелистывала потрёпанные дневники. Тьма за окном рассеивалась – наступало утро. Но тьма в душе Кати становилась плотнее. Безысходность овладевала ею. Она прекрасно могла понять внутреннее состояние человека, подверженного подобным телесным недугам. Особенно, когда этот человек не слабоумен, а наоборот, имеет острый ум и философскую мудрость. Катя могла понять ожесточение души тех, чья внешность настолько отличалась от общепринятой, а чьи внутренности требовали того, о чём нормальный человек и подумать не мог. Она понимала тщетную надежду на чудо таких людей – она сама была такой, имеющей синдром Мориса. Понимала их разочарование в милосердии бога и неистовые поиски излечения на другой стороне. В её некрепкой душе сегодня тоже прорывались злобные черты и тьма натуры. Но, не обладая всепоглощающим светом, присущем Агнии, она всё же не канула и в бездонную тьму, как Бертран. Не являясь совершенной и не претендуя на это, Катя всё же не хотела уподобиться фанатикам-изуверам из донжона. Да, величайшим горем её жизни была неспособность иметь детей. Какое-то время назад Катя от этого пришла в неистовство и кинулась в омут пороков. Но сегодняшний «ритуал» встряхнул её. Она не хотела быть, как они.
- Так. - Катя положила руку на прочтённые бумаги. – Я поняла, это архив семьи де Го и ле Муи. Не всё мне понятно, конечно. К примеру, при чём там розенкрейцеры, масоны, тамплиеры и иезуиты. Но вы мне обещали всё рассказать. В придачу, не все языки, приведённые тут, мне давались. Надеюсь, вы мне переведёте.
Гильом взял коробку, бумаги и подъехал к широкому низкому столику посреди комнаты. Подав знак Кате, чтобы она взяла стул, он разложил бумаги на столе, отдельной стопкой отложив латинские тексты.
- Итак, в общих чертах тебе всё ясно. Теперь я начну с начала.
Он вытащил заламинированный лист и положил его сверху.
- Всё началось с того, что закончилась Столетняя война, а мир в душах людей, выжженный долгим сроком убийств, грабежей и беззакония, ещё не наступил.
- Занятное начало, - прокомментировала Катя. Она проигнорировала предложенный стул и подкатила маленькое кресло из тёмного угла, противно пискнувшего по полу. Забравшись в него с ногами, она укрылась пледом.
- Ты будешь слушать или сразу отправишься спать? – нахмурился Гильом.
- Молчу-молчу, - Катя ещё повозилась и, наконец, затихла.
Гильом коротко посмотрел на неё и продолжил.
- Если бы не война, - вздохнул он, – это была бы банальная любовная история: любовники, неверная жена, рогоносец-муж, искалеченный жизнью, и всё прочее. Но всё происходило тогда, когда вседозволенность была нормой, а милосердие чем-то вроде ругательства. В один замок приехал друг хозяина, сражавшийся в Святой земле. Про Крестовые походы слыхала? – Катя кивнула. – Так вот, Бертран де Го, один из потомков внебрачного родственника приснопамятного папы Климента Пятого, давшего согласие Филиппу Четвёртому, прозванному Красивым, на уничтожение ордена тамплиеров, вернулся из Святой земли, где находился всё время, пока в его стране заканчивалась война. Побывав в арабском плену, в бедуинских стойбищах, в тамплиерских отрядах, проехав по выжженному около века назад Лангедоку и разорённой Бретани, он понял одно: бога нет. Есть тот, кто может занять его место. Есть сатана, и есть он, которого, несмотря на все его прегрешения, судьба хранила. Он решил, что его взял под крыло дьявол. Ему он и решил служить. Понятия о рыцарской чести и христианской доброте он растерял во время осады мусульманами одной из крепостей, когда в его рядах нашёлся предатель и ночью открыл ворота. Мольбы ничего не смогли сделать, бог ему ничем не помог, кроме как оставил жить для того, чтобы прозябать в рабстве на галерах. Как младшему сыну мелкопоместного нищего вассала на выкуп ему было нечего надеяться: даже свое снаряжение он брал в кредит, ещё столько же он задолжал тамплиерам. Его любовницу во время вторжения в крепость мусульман вместе с ребёнком – его ребёнком – убил какой-то асассин на его глазах. Ничего удивительного, что подобные обстоятельства, да ещё галерное общество, среди которых было много мавров, негров, каталонцев и цыган со своими верованиями, сделали из него верного слугу сатаны.
Прибыв на родину, в доме своего друга он увидел его жену, Катерину ле Муи. Женщиной она была умной, страстной, и её тяготила роль прекрасной, но всё же вещи, которой сначала распоряжаются отец и братья, а потом муж. Её стесняло платье, в котором она чувствовала себя как в клетке. А ношение мужской одежды было грехом и каралось костром. Один из пунктов обвинения Орлеанской девы. Катерина хотела уметь читать, заниматься алхимией, рисовать, стрелять, скакать на лошади. Ей было тесно в замке мужа-калеки. И вот приехал Бертран де Го, не признававший законов ни бога, ни человека, который делал то, что ему хотелось и нравилось. Сумрак в душе Катерины сгустился, и они стали любовниками, ничуть не скрываясь от мужа. Последний, возмущённый вероломством жены и предательством друга, вызвал его на рыцарский поединок. Можно сказать, что он был последним рыцарем своего времени. Он не хотел банально заколоть гостя и заточить жену в подземельях. Он хотел быть честным…