Бертран снова вздохнул.
- Ты в цирке давно была? – безнадёжно спросил он Катю, которая недоумевающе смотрела на него. – Иллюзионистов видела? Тебе показывают фокус с распиливанием женщины или вытаскиванием кроликов из шляпы. Здесь принцип тот же: глядя на каменные стены казематов, как ты выразилась, видишь старые каменные стены. Глядя на комнату с алтарем в донжоне – видишь запущенную старую комнату с каменным столом. Камеры пыток, - он слегка поклонился Кате в кресле, – они и есть камеры пыток. Прошлого. А родственники? Некоторых можно представить восковыми куклами – хобби хозяина, навеянное мадам Тюссо. Некоторых вообще можно скрыть с глаз с помощью собственных сил. Одного не пойму: почему тебя это так удивляет? Твоя мать, твои братья всё это умели делать. Не в масштабе Бертрана, конечно. Но это не должно тебя поражать.
Катя уткнулась в бумаги. Катерина, задумчиво глядя на неё, переглянулась с Гильомом и пожала плечами.
Обыск в замке, благодаря усилиям Бертрана ли, глупости полицейских ли, никакого результата не принёс. Никаких насильно удерживаемых людей найдено не было. Поплутав по подвалам и башням, полицейские собрали вековую пыль и грязь на своей одежде, подивившись различным хобби различных обитателей замка, начиная от икебаны и заканчивая набиванием чучел животных. Потемневшие картины не привлекли ничьего внимания. На какое-то время заставило оживиться деревенских понятых тусклое серебро и доспехи в нижних этажах замка. Заплутав в коридоре и споткнувшись о бесчисленные порожки и ступеньки, их развеселила нервная дама, которая и заварила всю эту кашу. При чём споткнулась она так неудачно, что, падая с лестницы, не только сломала ногу, но и пропорола её о какие-то выступающие резные части отделки. Пришлось обыск заканчивать без неё, поскольку замученный врач «скорой» без лишних слов и её истерических возражений отправил её в больницу. Узнав об этом, Гильом пожал плечами. Через неделю по причине заражения крови, нервной даме отрезали обе ступни.
Часть одиннадцатая. Глава шестнадцатая
Глава шестнадцатая
В течение же этой недели Катя пыталась уехать из замка, беспокоясь об Агнии. Ещё её заставляло нервничать постоянно увеличивавшееся число родственников, собиравшихся в замке. А также странное поведение големов, что-то носящих всё время, перетаскивавших и чинящих. Чем вызвано подобное паломничество родни ей никто внятно сказать не мог. Однако, вменяемые, опрошенные ею, впадали в какое-то заторможенное состояние и твердили, что должны быть здесь.
К концу второй недели Катя тревожилась всё больше. Тем более, что Гильом стал каким-то апатичным и явно старался её избегать. А Катерина просто перестала её замечать. Обескураженная Катя пыталась действовать сама. Но то её одежда вдруг оказывалась в грязи или стирке, то куда-то девались ключи от машины или паспорт, то с утра до вечера лил дождь, превращая дороги в непролазные препятствия, то свечи в машине залило, то бензин куда-то девался, то у неё самой жутчайше болела голова, что не только ехать, встать с кровати не было возможно. А однажды у нее неизвестно почему поднялась температура, и она пробредила два дня под надзором големов, которые потом несколько дней приносили ей еду и судно.
Когда она оправилась, она снова попыталась уехать. У неё снова ничего не вышло. Решив, что это Бертран ей пакостит, исходя из своих каких-то гнусных целей, она решила понаблюдать за своей комнатой, и нарочно оставила ключи от машины на виду. Но не произошло ничего. Ключи оставались на своём месте. Зато куда-то подевались резиновые сапоги, в которых она собиралась уйти пешком из замка. Занятая их поисками, она наткнулась в коридоре на Бертрана. Странно восторженный и чем-то возбуждённый, он словно летел по коридору, не глядя ни на кого. К груди он прижимал какие-то тряпки, свёртки и кипу пожелтевших бумаг.
- Бертран! – окликнула его Катя, опасаясь фанатичного блеска его глаз. - Что случилось? Почему здесь так много… - назвать «родственниками» некоторых членов своего семейства она не могла – язык не поворачивался, – родственников? Какое-то торжество?
Бертран затормозил, посмотрел на Катю, не видя её. Затем, словно очнувшись, он радостно вскричал: