Ветви вновь схватили его, будто ждали этих слов. Топор плюхнулся в воду. Дед крутанул головой, выглядывая место, куда упало оружие. Увидел монаха. Тот приблизился, покорные ветви подтащили ослабевшего человека поближе к лицу злобного духа.
Покрытые трупными пятнами руки вынырнули из широких рукавов черной рясы, аккуратно стащили с головы капюшон.
Старик засипел, задергался. Попытался закрыть глаза, но тонкие веточки прошили ему веки крючками и подтянули к бровям. Кровь полилась в воду. Ветви потолще развели его руки в стороны, растянули руки.
Монах был всеми, кого по капле высосала топь. Единой бурлящей маской — лица односельчан сменялись как в калейдоскопе. Лишь глаза — чистые, прозрачные, как талая вода, глаза монаха — не менялись. Глаза, преисполненные любви к его дочери. Порочной любви, оказавшейся сильнее веры, страха и смерти.
Из воды поднялся гнилой ствол, и ветви стали опускать старика лицом на сырые обломки — но дед не мог отвести глаз от лица монаха. Он чувствовал, как душа покидает его, как ее засасывает прозрачная бесконечность. Мокрый сук разодрал ему щеку, но даже боль не смогла выдрать старика из транса.
Заботливые лапы деревьев направили его голову так, чтобы длинная щепка попала прямо в рот. Он захрипел, забулькал и задергался в агонии. Бревно рвало плоть старика, и в его теле что-то хлюпало, чавкало, лопалось. Кровь полилась по холодному стволу, и темные воды потемнели еще больше.
Монах накинул капюшон.
Ветви насадили тело на кол и обмякли. Болото вздохнуло еще раз, а в церкви заурчал довольный Славик. Дедушка оказался вкусным.
У вас одно новое сообщение (Санкт-Петербург)
Начало всему есть действие особенное. Твоя жизнь это ведь череда твоих же решений, десятки маленьких начал. Пригласить на свидание, сделать предложение, завести ребенка, сменить работу. И вот полдороги позади, ты ждешь зеленого на пешеходном переходе: успешный, довольный, с букетом цветов в правой руке и с леденцом для дочурки за пазухой. В ладони мобильник с сообщением от жены. У тебя еще столько планов, столько идей. Построить дом, смотаться на Алтай, накопить денег на поездку семьей в Ирландию.
Но в отличии от начала — конец это хаос, а если и решение — то не всегда твое. И вот ты застыл у светофора, ледяной, как сибирская зима, и смотришь на фотографию изрубленного детского тельца. Челюсть ребенка свернута набок, губы лопнули, и щека превратилась в уродливый мешок для костей. Сквозь кровавые разводы на полу виден постеленный в прошлом году ламинат.
Под фотографией стоит подмигивающий смайлик.
Приют оцифрованных душ (Санкт-Петербург)
С Валентиной все закончилось в прошлом году, в конце сентября, когда закрылись самые отчаянные летние кафешки. Стылые ветра с Финского залива понесли по старым улицам пеструю листву, и по утрам во дворах зашуршали дворницкие метлы. Осень окончательно захватила Петербург.
Мне кажется, в такие моменты нельзя ничего завершать. Все вокруг и так отмирает, почему бы чувствам не потерпеть до весны?
Но увы…
Однако все-таки я был рад нашему разрыву. Да и задолго до финала отношений знал, чем они закончатся. Знал, и все равно с головой окунулся в нахлынувшее море чувств, недомолвок, случайных взглядов. Волнующих снов. Ее сообщений ВКонтакте посреди ночи. Клик-клак. Клик-клак.
Когда сталкиваешься с чудом — нельзя думать о последствиях.
Да, потом чувства растворятся в серых буднях, потом они переродятся. Но нельзя допускать даже мысли о финале! В любви много света, и его нужно пропустить сквозь сердце, прежде чем вновь плюхнуться в бесцельную клоаку обыденной жизни.
Я сделал все так, как надо. Но, к сожалению, когда точка в нашей истории была поставлена — снова погрузился в хандру обновления. В то состояние, когда по десять раз в минуту можешь проверять новостную ленту в надежде, что там произойдет нечто новое, нечто впечатляющее, и таким образом вдруг изменится и твоя жизнь. Бац, и в небо устремятся разноцветные шары, а веселый клоун на ходулях протянет тебе оранжевый леденец на палочке. Совсем как в детстве.
Но желто-красный Петербург померк. Краски ушли. Темные воды каналов наполнились склизкими тварями, а низкое небо касалось липким языком холодных, мокрых крыш Невского района, оставляя на них влажные следы. День за днем я бился в цикле одних и тех же действий. Одни и те же маршруты, одни и те же станции метро, эскалаторы, переходы в вонючей человеческой реке. Одни и те же сайты, одни и те же люди. Один и тот же город. Серый, холодный Петербург, словно списанный из памяти недовольного туриста. Мир дождя, хмурых лиц и мрачных зонтов. Холодный, долго пролежавший под ливнем мертвец.