– Ты как? – спросил его Сева. Атос дернулся, перевел на него непонимающий взгляд, а затем уставился на перрон. Несколько секунд он смотрел на окровавленную толпу и вдруг взорвался:
– Да закройте вы окно! Закройте к чертовой матери! Неужели самим не противно?!
Стас послушно и с нескрываемым облегчением опустил шторку. Зрелище за окном было не из приятных.
– Ну что, хлопцы, – в купе заглянул Петрович. – Дела, как видите, совсем неважные. Попомните мои слова – тут наверняка американцы замешаны. И наша задача, как мне видится, продержаться до подхода наших! Оружие у вас есть какое-нибудь?
Оружия не было. Откуда оно у простых туристов? Лыжные палки в связке, на верхней полке, один топор и два перочинных ножа – вот и все их «вооружение». Новость охотника расстроила, но ненадолго. Бородатый Петрович своим видом почему-то успокаивал Виталика. Он напоминал ему Малютку Джона из книги про Шервудский лес. Все тот же добродушный великан, вот только в руках не сучковатая дубинка, а двуствольное ружье.
Петрович говорил так уверенно, так убедительно, что несмотря на жуткие звуки за пределами вагона – все успокоились. Из дальнего купе к ним присоединилась пожилая пара из Ленинграда. Он, ведущий инженер с завода «Арсенал», и она – заведующая библиотекой где-то на Охте. Милые, тихие, воспитанные люди. Настоящие ленинградцы.
Рука беспокоила Виталика все больше, да и Атос при перевязке занервничал, но сдержался и ничего не сказал. Хотя слова были бы лишними: одного взгляда на распухшую руку было достаточно. Проклятый мертвец занес в кровь какую-то заразу, и Виталику совершенно точно нужно было к врачу. Но пока что он мог нормально двигаться, и даже держать в правой руке лыжную палку, для самообороны.
Несколько часов они просидели в ожидании помощи, но шум за пределами вагона не утихал. Мертвецы по-прежнему скреблись снаружи. В коридоре, сменяясь, несли вахту охотники, и к ночи Атос выпросил у них разрешение постеречь запертые двери. Это было хорошее решение, правильное. Несмотря на то, что за все время к ним ни разу не постучались другие пассажиры. Может быть, потому что их вагон был хвостовым, и искать у них было нечего? Иначе непонятно, почему к ним никто не пришел. А что если все спаслись, и они остались последние в брошенном поезде?
Эта мысль показалась Виталику очень неприятной, и он торопливо ее отбросил. Боль в руке стала еще более нестерпимой, расползаясь по телу острыми уколами. Наверное, чтобы хоть как-то отвлечься, он и напросился постоять на вахте вместе с Атосом. Хотя основной причиной было страшное и тихое бормотание Стаса. Тот сидел в углу, у окна, покачивался из стороны в сторону, и неустанно что-то шептал.
Конечно же, все произошло именно в их смену. Виталику вечно «везло» на события. Он уже начал было клевать носом, как вдруг в монотонный хрип мертвецов и равномерные хлопки по обшивке вмешались новые звуки. Глухие крики ужаса откуда-то из головы состава. Почти сразу после этого на платформе раздался торжествующий рык.
Стены поезда казались несокрушимой преградой, хранившей их от внешнего ужаса, и потому Виталика очень больно обожгло осознание их уязвимости. Ему таких усилий стоило успокоиться и забыть о мертвецах по ту сторону вагона. Он почти привык к ним, и произошедшая перемена мигом выдернула из него стержень. Больше всего на свете сейчас он хотел домой, к Вере. Прежняя жизнь казалась ему теперь такой счастливой, светлой.
– Они в поезде, – побледнел Атос и перехватил поудобнее ружье Петровича. Виталику стало так обидно. Вот почему так? Почему?!
В какофонию ужаса вмешались ноты боли. В вагонах началась бойня, и Виталик тихо заскулил, не отрывая взгляда от двери.
– Они идут к нам, – то ли спросил, то ли констатировал он. Атос облизнул губы, но не ответил. В коридоре появился Стас, уставился на товарищей. Очки он оставил в купе, и Виталик сначала не признал его. Бледный, с маленькими, противными глазками. Неужели это и есть Стас?
– Слышали? – дрожащим голосом спросил тот, и, не дождавшись ответа, добавил:
– А Сева спит… Вот ведь жлоб, да?
В дверь ударили. Один раз, тяжело, словно с разбегу. Виталику показалось, будто у него остановилось сердце. Он даже дышать перестал, вслушиваясь. После одинокого удара на обшивку двери обрушилась лавина кулаков:
– Открывай! Открывай!
Голос «зека» изменился, в нем больше не было хищных, сильных ноток. Это был визг испуганного животного.