- Даня? Что такое?
Послышался звук разрезаемого брезента, и папа, еще не проснувшийся, но уже пропоровший ножом стену палатки, ужом выполз в ночную прохладу. Вскочил на ноги. Его рывок разбил вдребезги душное полотно безумных шепотков. Тени заткнулись и растворились в предрассветном сумраке.
- Что случилось? - чуть спокойнее спросил папа. Свободной рукой он тер глаза и, выставив перед собой нож, озирался.
Даня не выдержал и бросился к отцу, обнял его, спрятал лицо в майке.
- Что это такое было? - изменились интонации папы. - А? Что это такое было, Даниил? Почему ты кричал?
- Даня? - из палатки появилась мама. - Что случилось?
Он не ответил. Он дрожал от страха и прятал лицо в окаменевшем животе отца, сжимаясь от дурного предчувствия. Родители не слышали. Ничего не слышали! Фантазии? Это ведь все они? Опять они?!
- Ты знаешь, сколько стоит палатка, Даниил? А? Знаешь?
- Юра!
- Что Юра? Какого черта он орет так? Я думал, что-то случилось. А у тебя опять фантазии, да, Даниил? Даня вцепился в папу, но тот оторвал его от себя, оттолкнул.
- Только купил палатку, ну что за жизнь! Ну, я тебе устрою дома...
- Прекрати немедленно! - сказала мама. Глаза ее сверкали. - Он же ребенок!
Папа что-то буркнул и присел у разрезанного тента, Даня подбежал к маме, обнял ее и краем глаза наблюдал за отцом, а та гладила его по волосам теплой ладонью и успокаивающе повторяла:
- Все хорошо, Даня. Все хорошо. Ты чего-то испугался? Что-то увидел? Зверюшку?
Даня молчал и мотал головой, он дрожал от страха, всхлипывал, будто совсем маленький, и, иногда затихая, вслушивался в лес. Голоса не возвращались.
Фантазии. Надо. Держать. В. Руках.
Но они были так близко, шептали так громко! Родители должны были проснуться!
Почему их не разбудили тени, а крик Дани? Папа теперь зол, и не стоит подливать масла в огонь, рассказывая про голоса. Они все равно не поверят, да сейчас все хорошо. Мама рядом, папа не спит, а скоро уже над Ладогой поднимется солнце и прогонит тени. Экипаж фрегата Павловых соберется, погрузится на борт и поплывет прочь от этого места. Далеко-далеко.
Пока снова не сядет солнце.
Даня сильнее прижался к маме, как к островку реальности. От нее пахло мылом, чистыми волосами и чуточку костром. Она была здесь, рядом и в груди быстро-быстро колотилось сердце. Звук прогонял страх, звук успокаивал. Ничего. Они вернутся в город, и все пройдет. Все пройдет. Ведь лучше чтобы это были фантазии, да? Ведь если это по-настоящему...
Он краем глаза посмотрел на папу. Тот уже копался в рюкзаке и цедил себе под нос проклятья. Наконец, отец достал иголку с нитками, посмотрел на безоблачное небо и на миг задумался, а потом махнул рукой и принялся примериваться к длинному разрезу. Пальцы его дрожали.
Как тогда, в прошлом году, когда Даня выбросил из окна большого плюшевого тигра, потому что тот стал ходить по ночам и не давал уснуть. Отец принес домой грязную игрушку, упавшую в лужу под балконом, и спросил:
«Почему?»
Даня все честно рассказал. И у отца под конец разговора точно так же тряслись руки, а уже на следующий день он отвел сына к врачу. Тот много улыбался и задавал странные вопросы, но его взгляд кололся, как шерстяное одеяло. Он что-то непрестанно записывал, хмыкал, постоянно спрашивал о маме и, особенно, о папе. В его холодном кабинете на столе расположился ряд фарфоровых белых лошадок, и они каждую раз встречали Даню тоскливым ржанием. В их выпученных глазах застыло отчаянье. Ему хотелось спасти их, вынести из кабинета и поставить где-то в другом месте, потому что тут им было очень плохо. Но он ничего не сделал, и ничего не сказал доктору.
Потому что каждую встречу тот говорил ему:
- Фантазии надо держать в руках.
В его последний визит лошади молчали. Даня почти не слушал доктора, смотрел на фигурки и, наконец, осознавал его слова. Он научился держать воображение в руках, и фарфоровые статуэтки стали всего лишь фарфоровыми статуэтками. Это открытие испугало Даню. Потому что вдруг какие-то прекрасные мелочи его жизни тоже растворятся, если он будет слишком часто повторять заклинание врача. Вдруг исчезнет нечто очень важное?
Папа после первых визитов Дани в поликлинику - изменился. Он стал тихий, молчаливый, при встрече с сыном отводил глаза, а по вечерам пил под надзором мамы какие-то таблетки из нескольких баночек и вел себя так, будто кто-то вытеснил шумного весельчака прочь и поселил на его место кого-то другого: унылого и пустого.
Позже все вернулось к норме, и даже когда отец кричал на Даню — это было здорово. Потому что ругался настоящий папа, а не его тень. И вот теперь у него вновь, как тогда, дрожали руки, а Даниил не мог контролировать свое воображение.