В основном Radiohead. Он великолепно сочетался с безжизненными видами осенних лесов вдоль трассы.
Писал Саша ручкой. И обязательно в толстых тетрадях на 96 листов, в клетку, с полями. Так ближе контакт. Короче путь от души к бумаге. Только так появляется магия. Когда текст оживал, то он доставал старенький ноутбук и аккуратно переносил его в электронный вид. Это была вторая стадия вычитки и редакции. Затем распечатывал и ходил по дому, проговаривая нескладные предложения вслух. Злился, кривился, менял интонации.
Часто гулял по пустому поселку. Тропинки к домам раскисли, садовые фигурки потускнели, поблекли. До весны здесь будет пусто. Иногда он выбирался в лес, по протоптанной тропке, к заросшему оврагу. Смотрел вниз, на свое, как он называл, священное место, и подолгу стоял в пронзительной тишине, сунув руки в карманы пальто. Предыдущая жизнь в суетливом городе была ему чужой. Бессмысленной. Но при этом и беззаботной.
Однако смысл жизни он уловил именно здесь, в тишине чащи. И самой важной вещью стал – распорядок. Воскресенье. Все должно быть готово в воскресенье. Глава, рассказ, сцена - неважно. Никаких слепых пятен. Никаких недоработок. Железная задница это 90% успеха!
Если время поджимало, а даже здесь такое случалось, он поднимал взгляд на стену, где висели фотографии жены и дочки. Глаза в такие моменты саднило, как песком засыпанные. В голове пульсировала холодная игла, где-то в левой части черепа. Из глубины души приступом паники накатывал ужас. Он смотрел на улыбающиеся лица, затем отдирал взгляд и возвращался к работе, засиживаясь далеко за полночь. Утром вставал по будильнику и продолжал, вымарывая, раскрашивая, переделывая. Чтобы к воскресенью было готово. Чтоб понравилось. Обязательно понравилось!
Чтобы не было зря!
Когда-то раньше он часто общался с другими писателями, несмотря на то что все их общение (да и его тоже) сводилось к разговорам о себе. Они будто кричали – эй, посмотрите на меня, заметьте меня. Выделите среди тысяч. Да просто почитайте же, наконец!
Он смотрел на них с жалостью. Ведь даже в их семьях к литературной страсти относились со снисхождением (это в лучшем случае, если хватало зарплаты на жизнь, если же нет…). Своих читателей эти авторы знали по именам. Какие-то незнакомые люди из интернета, с именами вроде «ОслегИзАда», становились ближе родных, потому что «Ослегам» было не все равно. Потому что им могло понравиться рожденное в творческих муках. И невероятно важно было, чтобы понравилось!
Саше повезло. Дочка и жена любили его истории. Ждали их. В хорошую погоду они выбирались в лес. Он ставил палатку, разводил костер, кипятил воду в котелке и рассевшись под тентом, с чашками чая и бутербродами, при свете фонаря – семья погружалась в его истории.
Не всегда добрые.
Но теперь их не стало. И воскресенья стали для него всем.
В субботу шестнадцатого он засиделся опять допоздна, вылизывая финал. Делая его загадкой, протягивая ниточки от повествования к остальным эпизодам. Получилось хорошо. Без осознанной спекуляции, без игры на сентиментальности и ностальгии. Без просчета целевой аудитории и работы на нее. Без пошлого «жестокие люди проходили мимо слепой бабушки, пережившей блокаду, и отдавшей свою пенсию щенку с перебитой лапкой». Да, читатель должен чувствовать себя Д’Артаньяном, но совсем не обязательно остальных для этого делать пидорасами.
Хотелось писать свободно.
У него получилось. Текст ожил. Он пах осенью, от него веяло первым снегом, в нем играло солнце. Большая удача.
В два или три часа ночи Саша отключился. Прямо в кабинете, на кушетке. Рядом с обогревателем. Распечатка рассыпалась, вывалившись из ослабевших рук.
Свет в окно его разбудил. Действительно разбудил. Когда машины сползали с холма и вырывались из аллеи, то всегда освещали его дом. Тени прыгали, и очередной экипаж из ниоткуда уходил в никуда. Но в этот раз свет задержался. Конечно, водитель мог выскочить по нужде. Мог стоять сейчас на обочине, у колеса, и, стуча зубами от холода, торопливо делать свои дела. Или привалился к корпусу железного коня, да закурил, глядя на туман, скрывающий укутанные снегом поля.
Или же сидел за рулем, барабаня по нему пальцами, и хищно смотрел на открывшийся свету дом, напротив. Единственный жилой дом в поселке.
Саша попытался поднять руку, чтобы вырваться из сна, но даже не смог согнуть пальцы. Глаза закатывались, приглашая уставший мозг в пустоту, и все силы уходили на то, чтобы не провалиться в сон. Нужно было встать. Вырваться из вязкой патоки, куда он влип, как мошка на шляпке мухомора. Ведь только так можно спастись!