Снова началась травля. И снова Хидэ о ней узнал.
Не прошло и пары дней, как во всей документации Зак стал числится под клановым именем Эйш. Довольно рискованный поступок со стороны далеко не всемогущего капитана артефакторов, однако, никто ему и слова не сказал. Ректор Академии лишь плечами пожал. А Закарию почти оставили в покое. Точнее, он оставил всех.
Некоторое время пересидел в своей комнате, не вылезая, а потом вернулся посвежевший и с новыми силами. С готовностью отплатить по заслугам обидчикам, но те не нападали. Ему вдруг удалось, как «единственному живому песчаннику» носит лавры последней надежды умершего клана. Поначалу Заку нравилось такое почитание и всеобщее внимание. Позже он понял, что не нуждается в нём и окончательно замкнулся в себе.
Его жизнь практически стабилизировать. И вот, несколько лет назад Заку внезапно предложили перевестись в патруль, потому что его несостоятельность в артефактном отделении подтвердилась более, чем полностью. А инцидент, случившийся на кануне предложения говорил о едва заметных провидческих способностях Зака. Когда Хидэ узнал об этом, то очень долго сидел у ректора Академии и, судя по звукам за дверью, они спорили. Зак тогда сидел в коридоре и слышал, если не всё, то многое.
Закария знал, что Хидэ усыновил его по чьей-то очень большой просьбе. Про свою мать Зак слышал, что именно она оставила его в Приюте и сбежала так быстро, как будто бы опаздывала в свою новую жизнь, лишённую неприятностей, таких, как, например, её проблемный сын. Про отца мальчишка знал лишь то, что тот предположительно должен был существовать.
Выслушивая каждый раз претензии от ректора или преподавателей, Зак думал о том, что понимает, почему его родители оставили его в Приюте. Он бездарен, а лицо его уродливо настолько, что Хидэ буквально заставлял его с детства отращивать волосы так сильно, чтобы никто не смог увидеть глаза Зака. Мальчишка не знал, что причина подобной необходимости крылась в несвойственной для клана Тэгами внешности мальчишки, а не в его непривлекательности.
Впрочем, стоит отметить: никто не обращал внимания на черты Зака, потому что не знали, как выглядел единственный представитель клана, сам Эйш. Закария провозгласил себя его сыном, и порой ему самому хотелось верить в эту красивую историю. Он порой забывался, но потом смотрел на своё отражение и чувствовал к своей лжи такое же отвращение, как и к лицу. Не быть ему великим песчанником, ибо и не песчанник он вовсе.
Ему, такому бездарному, максимум, что светило, так это взятие в жёны какой-нибудь особо одарённой старухи, получение имени её клана и переезд в очередной негостеприимный дом. Там ему придётся сделать всё, чтобы в этом мире появились наследники того клана с даром его благоверной, а дальше, если повезёт, ему могут дать шанс пожить нормально.
Стоит ли говорить, что подобное развитие событий ни разу не устраивало Зака? Да, он ещё мальчишка и до совершеннолетия никто не позволит ему покинуть Академию, однако, судя по слухам, Хидэ уже знал имя будущей союзницы Зака.
Полагаю, имя будущей избранницы стало причиной, почему бездарного мальчишку оставили в покое. Его не стали переводить в патрульное отделение, а, когда Зак спросил про причины этого, капитан артефакторов дал ему подзатыльник и посоветовал не слушать разговоры взрослых. Наверное, Зак не обижался на него. Он ни на кого уже не обижался. Ни на тех, кто издевался над ним, ни на бросивших его родителей.
Хотя, последних он, пожалуй, хотел бы увидеть. Посмотреть на них и спросить: «Почему?». Порой ему даже снились сны о подобной встрече. Только вместо живых существ перед ним стояли два чёрных силуэта, по которым невозможно понять ничего, кроме роста и того, что у матери были кучерявые, прямо как у Зака, волосы. Силуэты никогда не отвечали, по какой причине сделали это, просто стояли напротив своего ребёнка, а потом медленно растворялись в наступающем утре.
Так случилось снова. Он задремал в кресле, а проснулся от того, что его тормошат. В этот раз ему особенно не хотелось просыпаться, потому что впервые за долгое время он увидел больше, чем раньше. Впервые Зак увидел не просто тёмные силуэты, а небольшую комнату, в которой у зеркала стояла женщина с угольными волосами и такими же тёмными миндалевидными глазами. Она гладила свой живот, слегка торчавший между коротким топом и шароварами.