Неизвестно, как долго они шли. Чувство времени исчезло вместе с изумрудным свечением. Спустились так глубоко, что передвигались только наощупь, прижавшись спинами к стене. Звуки растворились во мгле вместе со светом. И только дыхания Каролины и Зака иногда перекликались.
Несколько раз они делали перерыв. Замирали, прислушивались к происходящему наверху. Каролина иногда приваливалась к плечу Закарии, сжимала его рукав так, что его рука немела. Ей страшно. Зак понимал, и его начинало трясти от ужаса. Они неизвестно где, Хаос не пыталась с ним больше заговаривать, ещё и Тамир всё не появлялся.
Концом их пути, ко всеобщему удивлению, стало не свечение, выбивавшееся из-под ветвей, а длинный узкий зал. Под высоченным потолком покачивалась жалкая лампочка, выставившая на всеобщее обозрение кишки проводов. В центре несколько столов, соединённых в один и множество стульев, потерявших спинки или сидушки.
Складывалось впечатление, словно зал покидали в страшной спешке. Следы разрушения после пытались прикрыть, однако, получилось скверно. Из всеобщей картины покоя и покинутости выбивались следы недавнего пребывания здесь живых существ. Несколько стульев лежали поверх толстого слоя пыли, кое-где виднелись отпечатки подошв. Зал заканчивался дверьми.
Резными деревянными дверьми заканчивался зал переговоров, в котором Зак появился второй раз в своей жизни. Ещё в прошлый визит ему подумалось: «Что же за ними хранят?»
Он даже пристал с этим вопросом к Хидэ, но тот лишь обмолвился, мол, станешь капитаном и узнаешь. До поста капитана Заку ещё далеко, а интерес никуда так и не ушёл.
— Зак, это ещё один провал. Что скажешь?
Зак молчал. Сцепил пальцы в замок, пёрся локтями в столешницу и не спускал взгляда с двери. Его очки, выписанные лекарем неделю назад, лежали рядом. В них ему практически не приходилось щуриться, пытаясь сфокусировать зрение, однако, они жутко давили на переносицу и дарили ощущение беспомощности. Да-да, даже больше, чем пелена из пятен, заменившая Заку окружающий мир.
Что Закарии говорить?
Оправдываться, лебезить перед начальником и признавать свою некомпетентность? Сначала полубогиня, потом патрульный, за ним ламия. И никаких зацепок, кроме Маски в виде черных ветвей и высеченных на коже цифр.
Четыре. Девять. Двенадцать. Что бы это значило? Зак перебрал всевозможные варианты и угробил на это несколько ночей сразу после того, как покинул «Трёхглавого Пса». Он пересматривал вместе с аналитиками патруля видеозаписи с камер наблюдения, смотрел, как Эмиль Акана допрашивал свидетелей.
Пару раз разговаривал с синеволосым мечником, который представился Реем, завсегдатаем «Пса». Тот божился, что знает практически каждого, кто хотя бы единожды переступал порог бара. Среди них не могло оказаться психа-убийцы, таких сразу сдают Стражам, если они вечные, людей ― Гончим.
По словам Ллима Валкоинена, с которым Зак столкнулся в коридоре перед собранием, два дерева из трёх давно пустили корни в Белой Роще. Души не смогут упокоиться и никогда не найдут себе других тел, однако, они не причинят вред живым. Эта информация не слишком обрадовала Закарию. Жнец попытался добавить ещё что-то жизнеутверждающее, но и сам выглядел так, словно события последних месяцев беспокоили его больше, чем кого-либо ещё.
Ни одно из тел не удалось восстановить. Попытки «подлатать» ламию окончились тем, что манипулятор в какой-то миг вышел из строя, а скорлупа начала ускоренное одеревенение. Пустила корни прямо в морге, а потом спустя сутки распустила листья. Через два дня наблюдения появились цветы.
Их «пыльца» отравила почти пятьдесят работников Приюта и девятерых патрульных. Один скончался вчера в жутких муках. Ветви Маски буквально задушили его, чего не делали раньше. Если не найти убийцу в ближайшее время, они все умрут, и кто знает, как остановить распространяющуюся заразу?
Зак не знал. И его это ужасно злило. Поиски так и не дали результатов. Всё, что он мог: сидеть в зале советов, выслушивать ворчанье Хидэ и надеяться, что следующих жертв не будет. Закария и не заметил, как на нервах поднёс ко рту палец и начал кусать заусенец. Опомнился, лишь когда кто-то ударил его по ладони, ― сидевший ближе всех Хидэ, ― и рявкнул в ухо:
— Крот!
Руки Зака дрогнули. Крот. Он ненавидел, когда использовали это прозвище по отношению к нему. Кажется, его терпение лопнуло, точно так же, как и силы продолжать расследование. Закария постоянно перепрыгивал с мысли о смертях и убийце на пачку, лежавшую в его кармане.