Я родился сильно позже тех событий, свидетелей тех событий осталось немного - среди людей. Среди долгоживущих рас - значительно больше. Поэтому на текущий момент человеческая раса по уровню развития существенно уступала другим- многие знания не смогли передать, многое забылось или было разрушено.
Но человеческие боги остались, пусть и в изрядно прореженном составе. И было ощущение что они до сих пор пребывали в шоке от случившегося.
И вот значит, вопрос. Храм называет единственным источником понятия о добре своего бога. Ну, того самого что нагнул всех мелких божков и замочил всех кто не был с ним согласен. Да и к тому же провозгласил что те являются злыми. Выглядит как если бы наш король нагнул пару горских племен, и те резко стали добрыми, а тех кого нагнуть не смог - провозгласил злом, хотя отличий между ними особо не было.
Проще говоря, в этом мире злом является то, что не покоряется силе. Я это понимал так.
Но сила тоже бывает разной. В легендах воспевались сильные, что защищали слабых и помогали нуждающимся. И боролись против сильных, которые никому не помогали и никого не защищали а употребляли силу чтобы взять то что хотели. Похоже что они являются злом друг для друга, а значит сама концепция зла - бессмысленна.
Я обратил внимание на какие-то звуки за исповедальней (пустующий во время обедни по причине отсутствия в нем жреца, резной деревянный сортир на два очка, разделенный внутренней перегородкой и снабженный отдельными входами для исповедника и жалкого ничтожного грешника, сдающего с потрохами все свои тайны тому кто их слушает). Какая-то селянка от скуки смачно насасывала млеющему от наслаждения мужику. Святое место, как же.
Я покосился на святой символ - восьмилучевую звезду - на исповедальне, и пошел к выходу. Нечего мне тут делать.
***
До вечера я успел заглянуть к кожевеннику и сбагрить таки последние шкурки за три медяка, потом навестил кузнечную лавку, где обнаружил что там во всю работают над ремонтом доспехов рыцарского отряда, и она закрыта. Осталось либо погулять по окрестностям, либо вернуться в кабак. Я выбрал последнее - требовалось осмотреть раны воинов и сменить припарки. Из четверых выживших, двое были в относительном порядке, а ещё двоих лихорадило. Я осмотрел раны - они воспалились не смотря на припарки и источали отвратительный запах загнивающей плоти. Края ран набухли гноем, сами раны почернели, и у меня сложилось ощущение, что эти двое до утра не доживут. Требовалось что-то предпринять. Кое-что что я делал всего раз - когда пропорол о какую-то ветку ногу, в ней застряла щепка и рана воспалилась - тогда ведьма, пребывавшая в то время ещё в относительно здравом рассудке, бормоча заговор, взялась за нож и мне было очень больно, но зато после рана быстро зажила. Но была ещё одна вещь, о которой она упомянула, сказав, что могло быть хуже.
Я пошел на кухню кабака, где осмотрел имевшиеся в наличии ножи, и выбрав один - короткий, с узким лезвием, позаимствовал, затем пошел на задний двор, дабы кое-что там найти. От нефиг делать я уже познакомился с помогавшим мне ранее молчаливым воином - его звали Берит, и пока он держал раненого дабы тот не дергался, я приступил к работе.
Для начала я иссек раны, и принялся выжимать из них гной, периодически омывая настоем трав, что я заготовил утром. А затем принялся выкладывать на раны червей, что обычно копошились на ошметках мяса возле колоды где его рубили. Берит издал удивленное восклицание, но я пояснил что эти черви едят мертвую плоть и потому полезны - после того как они её обглодают, она перестанет заражать раны и лихорадка пройдет. Я, правда, в этом не был уверен.
Повторив процедуру со вторым раненым, я столкнулся с проблемой в виде незамеченного ранее осколка когтя, застрявшего у него в животе. Разумеется я его вынул, но осмотрев ещё раз рану, у меня сложилось четкое ощущение, что этот пациент умрёт. Раны в живот - они такие.