Эти мысли-образы, не важно, верные или нет, мелькнули в моей голове за мгновения, и я крикнул:
- Элина! Буди Берита! Буди всех!!!
И пустил первую стрелу в паука, что, пощелкивая, развернулся к новой цели, коей была она, визжащая от страха.
Стрела прошила брюшко паука навылет. С момента, когда я убил вуррока прошло больше суток. Как я знал, маг способен перезарядить заклинание за это время, тогда почему пауки? Вуррок бы справился лучше. Ответ напрашивался один: если маг призвал вуррока, это было одноразовое заклинание, дарованное, а не собственное. Он напрашивался ещё и потому что маг не повторялся. Если приписать ему всё что случилось, путанье троп, гроза, проклятие молчания, вуррок, пауки - и это только то, что я знаю - он ни разу не повторился. На мой взгляд невозможно, если только он не какой-то очень сильный маг, использовать столь обширный арсенал.
Паук заскрежетал от боли и развернулся уже ко мне. Я легко мог сжечь его струей кислоты, которую, правда, ещё не испробовал, но её я решил приберечь, ведь стрелы и так неплохо работали. И вместо этого опробовал новый трюк - что показала Лераэ - мысленно представив себе в руке меч, вспомив ощущение палки, которой я отражал удары Берита и...
Оружие подчинилось.
Я отмахнулся от ринувшейся ко мне белесой плети паутины, разрубив её в полёте и бросился кайтить.
Пауки распознали во мне приоритетную цель, а я, собрав в кулак волю, вместо беспорядочной стрельбы, вновь пустил стрелу Лераэ, прицельно - в головогрудь паука. Мелькнуло воспоминание - пришпиленный булавкой к доске паук в доме ведьмы... Один из многих, разных видов, с краткими подписями. Все они были пришпилены булавками, входящими в одну точку.
В неё-то я и целился.
Где-то со второй попытки, я всадил стрелу куда нужно, и паук рухнул, растопырив судорожно подергивающиеся лапы.
Меж тем Элина продолжала визжать, прикрыв прелести (ох и выебу я её после боя), но как оказалось, люди потеряли речь, но не слух. Из палаток полезли воины. Застигнутые врасплох, они не успели нацепить броню, по крайней мере не все. Дежуривший вторым Берит был снаряжен и вооружен, и ближайший паук, вставший на дыбы перед ним, чтобы метнуть сеть, не успел этого, сраженный ударом копья в центр тушки. Следующему пара воинов тупо поотрубали все лапы, а затем размозжили голову мощным ударом булавы.
Осталось двое.
Так я думал.
Потому что дальше началось что-то вообще невообразимое. Со стороны дороги со скрежетом и шарканьем показались человеческие фигуры. Неуклюжие и обманчиво-медленные, они вышли под лунный свет - и я, обернувшись на миг, увидел мертвецов. Тех что как я помнил, мы с Беритом закопали вечером. На них ещё цветочки должны были вырасти...
Какой-то сверхъестественный ужас на миг сковал моё тело, и я едва не пропустил паука, что прыгнул прямо на меня - но даже тот небольшой опыт воина, что у меня был, помог мне - инстинктивно я превратил лук в копьё, на которое и напоролось чудище, успевшее в агонии проехаться по моей тушке когтями длинных, многосуставчатых лап. Пауков осталось двое, а вот нежити... похоже, на этот праздник под луной явился целый десяток ходячих. И убить их как выяснилось, было в разы проблематичнее.
Воины тем временем подняли на копья предпоследнего паука, уже при свете - Берит вытащил откуда-то фонарь и умудрился его разжечь.
Не сказать чтоб это помогло. При свете зомби стали выглядеть лишь ещё более чудовищными и отвратительными. Похоже под дождик они не попали и до сих пор щегляли комьями земли и грязными, покрытыми кровью, шмотками.
Я отступил, драться с нежитью лучше тем, кто всю жизнь тренировался убивать чудовищ, а мне лучше посмотреть и поучиться. А заодно, разрезать путы сэра Акселя, прикончив заодно, последнего оставшегося паука. Удача, похоже, колебалась, помочь мне или нет - прицельный плевок паутиной в ноги приковал меня к земле, но я всадил стрелу в тушку, и тут же рухнул наземь, не удержав равновесия (что бывает, когда ты пытаешься бежать, а тебе спутывают ноги).
Но в эту игру можно играть и вдвоем. Я, подобравшись, рванул из ножен кинжал и распорол им путы (я ведь не идиот, рисковать пораниться оружием, оставляющим незаживающие раны!), и содрав какой-то лист, подхватил липкую паутину, сворачивая в кольцо. Быстрый росчерк глифа - и кувырок назад - а ринувшийся следом паук, наткнувшись на "силок", взмыл в воздух и беспомощно принялся барахтаться, пытаясь освободиться.
Я оставил его воинам, а сам бросился к Акселю и в три удара кинжалом, освободил его от паутины.
Рыцарь проявил себя как должно. А если быть точнее, я раньше думал, что представлял себе на что он способен, но я ошибался.