Солдат мрачно рассмеялся. - Ты, что ли, полубог? Перерожденный Геракл, быть может? Ты вознамерился убить десять македонов?
- Может, и нет, - признал Парменион, когда солдаты обступили его полукругом, - но я начну с тебя.
- Убить его! - скомандовал чернобородый.
В этот миг Аттал появился в тылу врага, пронзив одного солдата кинжалом в спину и послав рубящий выпад в лицо другому. Парменион бросился вперед, когда солдаты обернулись на новую угрозу. Чернобородый предводитель парировал его первый выпад, но второй пробил его кожаную юбку и разрезал артерию у него в паху.
Аттал попал в переплет, отчаянно отбиваясь от четверых нападающих, в то время как трое других повернулись к Пармениону. Спартанец снова отступил, затем метнулся вперед и влево, схватившись с одним воином и взметая меч к его шее; тот отпрянул и Парменион едва не потерял равновесие. Солдат побежал на него. Припав на колено, Парменион вонзил меч ему в живот и тут же высвободил клинок, когда остальные двое приблизились к нему.
- Подсоби, Парменион! - вскричал Аттал. Нырнув влево, Парменион перекатился по земле, встал на ноги и побежал через поляну. Аттал убил одного и ранил второго, но теперь он дрался, упершись спиной в ствол дуба, и на его лице и руке алела кровь.
- Я с тобой! - крикнул Парменион, собираясь отвлечь нападавших. Когда один из них обернулся, клинок Аттала прыгнул вперед, вонзившись солдату в горло. Аттал надвинулся на воинов перед ним, но пригнулся, когда удар меча сбил шлем с его головы.
Парменион подбежал к нему, и теперь они встали спина к спине против оставшихся четырех воинов.
Вдруг из зарослей послышался оглушающий рев, и македоны с ужасом в глазах убежали с поляны.
- О Зевс, мы были на волосок, - промолвил Аттал.
- Это еще не всё, - шепнул Парменион.
Из-за деревьев вышли трое великанов, каждый в семь футов высотой. Один был с бычьей головой и сжимал в руках огромную двулезвийную секиру. Второй был почти с человеческим лицом, кроме одной особенности: огромного единственного глаза с двумя зрачками во лбу; оружием ему служила деревянная палица с вбитыми в нее железными гвоздями. У третьего была львиная голова; при нем не было оружия, но его руки оканчивались когтями длиной с кинжал. За их спинами сбились в кучку женщины, все еще со страхом в глазах.
- Меч в ножны, - приказал Парменион.
- Да ты с ума сошел!
- Выполняй - да скорее! Они здесь, чтобы защитить женщин. Мы могли бы с ними договориться.
- Ага, мечтай, Спартанец, - шепнул Аттал, когда демонические создания двинулись вперед, однако вложил короткий меч в ножны, и вдвоем они встали перед надвигающимися чудовищами. Первым приблизился циклоп, занося свою шипастую палицу.
- Вы... убили.. македонов. Почему? - спросил он низким утробным голосом, слова сыпались из его чудовищного рта подобно барабанным ударам.
- Они напали на женщин, - ответил Парменион. - Мы пришли на помощь.
- Почему? - повторил монстр, и Парменион поднял взгляд на раскачивающуюся палицу у себя над головой.
- Македоны - наши враги, - сказал он, стараясь не смотреть на грозное оружие.
- Все... Люди... наши.. враги, - ответил циклоп. Львиноголовый монстр справа подскочил к мертвому солдату, оторвал от него руку и начал ее пережевывать. Но его глаза при этом не отрываясь смотрели на Пармениона. Слева подошел минотавр, опустил рогатую голову, чтобы посмотреть Спартанцу в лицо. Его голос зазвучал шепотом, к удивлению Пармениона, тон был спокоен и вежлив. - Скажи, воин, почему мы не должны тебя убивать.
- Скажи сначала, почему должны? - отозвался Парменион.
Минотавр сел на траву, приглашая Спартанца сделать то же самое. - Ваша раса повсюду истребляет нас. И нет страны - кроме одной единственной - где мы были бы в безопасности от Человека. Раньше эта земля была нашей, теперь же мы прячемся по лесам и рощам. Скоро совсем не останется Старших рас; сыны и дочери Титанов исчезнут навсегда. Почему я должен тебя убить? Да потому, что даже если ты добр и отважен, твои сыны и сыновья твоих сынов будут охотиться на моих сынов, и на их сыновей. Ты получил ответ?
- Ответ хорош, - признал Парменион. - Но не без изъяна. Убьешь меня - и у моих сыновей появится причина возненавидеть тебя, и одно только это осуществит все твои опасения. Но если станем друзьями, то мои сыновья будут знать тебя и относиться по-доброму.
- Когда это хоть раз оказывалось правдой? - спросил минотавр.
- Я не знаю. Могу говорить только за себя. Но мне кажется, что если наградой за спасение будет казнь, то вы не очень-то и отличаетесь от македонов. Ведь сын Титанов наверняка способен и на большее великодушие, нет?