Мальчик шевельнулся, простонав в бреду: - Пар... менион!
- Тише, дитя, - сказала Гея успокаивающим голосом. Она разорвала тунику и положила морщинистую, костлявую руку на воспаленные шрамы. Жар тут же опалил ее кожу, и она сжала губы. - Вот каких кентавров должно было сотворить Заклятие... - сказала она с горечью и печалью в голосе. Ее рука начала светиться, кости проявились как темные тени под кожей так, словно светильник зажегся в ее ладони. Дым потянулся от груди мальчика, просачиваясь через ее вытянутые пальцы, и раны стали затягиваться, гной вытек на кожу у него на груди. Дым собрался над ним в плотную сферу, клубящуюся и темную. - Исчезни! - процедила старая женщина. Сфера разорвалась, и жуткое зловоние заполнило круглый дом. Александр застонал, однако румянец вновь зарделся на его бледных щеках, и он вздохнул.
Гея встала, согнулась и потянулась к своему посоху. Пожилой мужчина, хромой и согбенный, прошел в комнату.
- Он живой? - спросил тот, тонким голосом прошамкав сквозь гнилые зубы.
- Живой, Киарис. Ты вовремя его принес. С чего ты так уверен, что он и есть Искандер?
Старик медленно подошел к стоящему у очага стулу, сел и протянул ладони к огню. - Он сам мне сказал. К тому же Тиран разыскивает его, Гея, чтобы убить и стать бессмертным. Кто еще это может быть?
- Он может быть просто человеческим ребенком - вот и всё. Тиран не безошибочен; он ошибался и прежде.
- Не в этот раз. Я чувствую.
- Всеми своими костями, я полагаю, - проворчала она. - Клянусь, твой конь соображает лучше тебя. Пожиратели его пометили; это значит, что они знают, где он находится. Сколько времени уйдет на то, чтобы их крылья захлопали над этим лесом? А? Сколько?
- Но если это Искандер, то мы обязаны его защитить. Он наша надежда, Гея!
- Надежды! Мечты! - фыркнула старуха. - Они как пар, выходящий с выдохом. Я когда-то мечтала об Искандере. Но больше не мечтаю. Теперь я жду, когда издохнет мой пони и я смогу покинуть этот мир крови и боли. Взгляни на него! Сколько ему? Четыре, пять? Думаешь, он избавит нас от тяжелого жребия? Да его губы еще просят мамкиной сиськи!
Киарис покачал головой, длинные белые волосы словно туман окутали его лицо. - Когда-то ты верила. Но теперь состарилась, и вера покинула тебя. Что ж, я тоже стар, но у меня еще есть надежда. Искандер спасет нас. Он восстановит Заклятие. Он сможет!
- Цепляйся за свою чепуху, если желаешь, старик - но завтра вооружись копьем и луком. Ибо явятся Пожиратели, а за ними придут и Македоны. Твоя глупость погубит нас всех.
Киарис с трудом встал. - Уж лучше погибнуть, чем жить без надежды, Гея. У меня есть сыновья, и сыны моих сыновей. Я хочу, чтобы они увидели возвращение Заклятия. Я буду биться с Пожирателями; им не забрать дитя.
- Посмотрись в зеркало, старый дуралей, - осадила она его. - Когда-то слова Киариса-Китина громом раскатывались по всему миру. А теперь ты не способен встать прямо без посторонней помощи. И даже Смешанным ты не можешь бежать слишком далеко.
- Мне стыдно за тебя, - сказал он. Подойдя к постели, он положил руку на лоб спящего ребенка. - Спи хорошо, Искандер, - прошептал он.
- Отдай его Филиппосу, - посоветовала она. - Это будет по-настоящему мудро.
- В отчаянии не бывает мудрости, женщина, - ответил он.
***
Парменион с Атталом выехали из леса и направились равниной вниз по течению сверкающей вдали реки Пеней. В небе сгущались тучи, огромные и крутые, сулящие бурю, но ветер был еще сухим, и дождь всё никак не мог разразиться. Аттал пустил своего серого рядом с Парменионом.
- Куда мы едем,
стратег
?
- Через равнину вон в те леса, - ответил Спартанец, указывая на западные хребты, которые, словно гребень на шлеме, обрамлял ряд деревьев.
Вдруг западали первые капли, затем послышался раскат грома. Жеребец Аттала стал на дыбы, едва не скинув македонянина. Молния трезубцем рассекла небо, и началось светопреставление. Кони шли теперь пригнув головы, всадники насквозь промокли, и беседа стала невозможной.
Глянув влево, Аттал увидел лежащее на траве тело с ногами, напрочь лишенными плоти. За ним лежало второе, и еще одно. Аттал потянул руку вправо, похлопал Пармениона по плечу и указал на трупы. Спартанец кивнул, но ничего не сказал. Почти всё утро они ехали дальше по пустынному полю боя, и вот наконец дождь затих и свет солнца просочился сквозь разорванные тучи.
- Их были тысячи, - проговорил Аттал, оборачиваясь, чтобы посмотреть на равнину. - Даже оружия с них не сняли.
Парменион осадил коня. - Я думаю, решающее сражение произошло вон там, - сказал он, указывая на низкую цепь холмов. - Но - судя по тому, как расположены трупы - правый фланг был сломлен, и проигравшая армия побежала на запад. Им наперерез выступила конница, и они попытались отбиться. Пленных тут не брали, и проигравших перебили всех до одного.