Он осекается и сглатывает, столкнувшись взглядом с тем, кто стоит перед ним. С лица напротив — с того, что у человека было бы лицом — медленно пропадает то, что служит ему улыбкой.
Яр глубоко вдыхает, нарушая повисшую паузу, моргает, собираясь с силами, и выговаривает решительно:
— Я привыкну.
Саша издаёт недоверчивый звук. Яр трясёт головой и, выпутавшись из одеяла, тянет к нему руки. Выдыхает тихое «Сашенька».
Саша замирает, будто не решаясь приблизиться. Яр поднимается ему навстречу, отогнав внезапный детский страх, что Кто-то Из-под Кровати сцапает за лодыжку, и, прикрыв глаза, чтобы не путаться в ощущениях, тянет Сашу к себе, на ощупь найдя человеческое плечо.
Когда Саша неуверенно утыкается ему в шею, с сердца будто падает здоровенный камень.
***
Яр наворачивает вокруг него круги, озадаченно прикусив губу и ведя пальцами по его плечам. Саша стоит, защитным жестом скрестив на груди руки — Яр на ощупь чувствует, как его вполне человеческие пальцы нервно впиваются в человеческие же локти; мазнув рукой выше, на лицо, чувствует залёгшую меж бровей складку.
Глаза утверждают, что бровей там нет и быть не может, да и назвать лицо лицом можно только с очень большой натяжкой, а на его руки лучше не смотреть вообще. Глаза утверждают — «беги, идиот, пока жив и не лишился рассудка».
— Я не понимаю, — Яр проводит по его спине ладонями, чувствуя, как Саша невольно ёжится. — Если закрыть глаза, я не отличил бы тебя от человека… разве что ты не дышишь, ладно. И сердце не бьётся. И я не уверен, что хочу знать, почему ты на ощупь такой тёплый, если сердце не бьётся…
Саша тихонько и как-то нервно хмыкает:
— Ты не хочешь.
— Ладно, — легко соглашается Яр. — Но я всё равно не понимаю. Верить-то чему, глазам или…
— Если бы ты верил глазам, — ворчит Саша, — меня бы тут вообще не было. Отвернись, а?
— Нет, а всё-таки, — Яр, снова его обойдя, тянется вперёд и ведёт ладонями по его груди вниз, заставляя опустить руки. — Я вижу… вообще не то, что чувствую. Что из этого настоящее?
— Всё, — просто отвечает Саша. — Я весь настоящий. И я сейчас глаза тебе чем-нибудь завяжу, если ты не перестанешь разглядывать. У тебя руки дрожат.
— Это…
— Это ты рискуешь сойти с ума, если будешь продолжать смотреть.
— Не сойду, — упрямо мотает головой Яр. — Я…
— Ты утром заорал, увидев меня спросонок, — напоминает Саша.
— От неожиданности, — Яр опускает глаза.
— От страха, — возражает Саша.
— Я привыкну! — Яр снова поднимает голову — на глаза тут же ложится тёплая ладонь, закрывая от него того, кто стоит перед ним.
Признавать это очень не хочется, но от этого становится спокойнее — зрение и осязание перестают вступать в конфликт друг с другом, и мелкая противная дрожь отступает. Негромкий голос с сожалением говорит:
— К такому не привыкают. С моей стороны было глупо на это рассчитывать, так что… я тебя очень прошу, отвернись.
Яр набирает воздуха, чтобы ответить, но его прерывают сильные удары в оконное стекло. Яр закатывает глаза, выворачиваясь из-под сашиной руки, и, не успевает тот что-то спросить, исчезает в ванной.
Возвращается со шваброй наперевес — как раз вовремя, чтобы встретить этой шваброй ворвавшееся в комнату размытое чёрное нечто, в котором легко узнать То, Что Прячется В Ветвях Деревьев ночами, прикидываясь тенью от фонаря или птичьим гнездом.
Может быть, Оно и было когда-то птицей. Яр размахивает шваброй с боевым кличем, выпихивая Это обратно в окно, и с облегчением захлопывает раму.
И замирает, глядя в темноту за окном — в глаза Тех, Кто Смотрит Из Темноты. Медленно, как во сне, наклоняется вперёд, снова потянувшись к ручке…
…чувствует, как тёплая рука почти грубо дёргает за плечо и рывком разворачивает, притягивая к себе и прижимая его голову к груди; жёсткие пальцы зарываются в волосы на затылке, не давая отстраниться. За спиной шелестят шторы, жалобно звякая кольцами, когда их с силой задёргивают, не оставляя ни единой щели. За окном что-то пронзительно воет.
Потом всё стихает.
— Ты Их чертовски обидел, — задумчиво говорит знакомый голос. Яр чувствует осторожно гладящую его по спине тёплую руку — другая всё ещё в его волосах. — Обычно Они оставляют неудавшихся жертв в покое на следующую же ночь, а уж просидеть под окнами неделю… наверное, это из-за меня. Им тоже хочется попасть в дом. Там, снаружи, довольно холодно.
Яр вздрагивает, начиная снова себя осознавать, и прижимается ближе. Голова кружится, будто от сильной усталости.
— А говоришь… — он сглатывает, — говоришь, я тебя бояться должен. А сам меня спас.
— Тебе бы всех бояться! — фыркают над ухом. — Это такая классная штука, инстинкт самосохранения называется… хотя, — вдруг сам себя перебивает Саша, — скажи-ка, друг мой, и часто ты вот так шваброй?
— Да постоянно! — Яр пытается отстраниться, чтобы возмущённо махнуть руками, но его удерживают. — То и дело залетает, зараза, хоть москитную сетку ставь… не поможет же, да? Так задолбало, ты не представляешь!
Над ухом тихо смеются:
— Сетка не поможет. И… ты Ей нравишься, вообще-то, Она прилетает просто поиграть. Почему ты Её не испугался?
— А зачем… — Яр останавливается, вспоминая, — а, точно, когда Оно… Она?.. прилетела в первый раз, я был слишком уставший, курткой выгнал быстренько и спать упал. А Она зачастила, ну и… безобидная же вроде. А стоит бояться?
Саша смеётся громче:
— Нет, если бы ты испугался, мы бы не разговаривали. Она нападает только на тех, кто боится. Ну а ты теперь… поиграться, Ей интересно. Не советую отказывать.
Яра продирает мороз по коже. Он пытается отстраниться — и чуть не падает от внезапного головокружения, ухватившись за держащие его руки. Саша помогает ему сесть на диван и остаётся рядом, держа за плечи — держась вне поля зрения.
— Тебя опять чуть не сожрали, — ворчит.
Яр греется в его руках, чувствуя, как понемножку возвращаются силы. Задирает вдруг голову…
…пытается не слишком заметно вздрогнуть, увидев того, кто держит его в объятиях…
…и озвучивает давно вертевшуюся на языке мысль:
— А может, это вот — ну, твой вид — просто иллюзия, а? Морок?
— Нет, — терпеливо говорит Саша. — Это я.
— Проклятие? — Яр разворачивается. — Ещё что-то такое? Может, оно того… поцелуем истинной любви снимется?
Тот, кто сидит перед ним, — Саша, напоминает он себе, Саша, Саша, Саша, — издаёт звук, похожий не то на смешок, не то на кашель.
— Нет, — выговаривает, наконец. — Не думаю.
— Ну, — Яр собирается с духом, — попробовать-то мы можем?
И, не дожидаясь ответа, подаётся вперёд, найдя пальцами сашин подбородок и для верности зажмурившись.
И неплохо он целуется. Человеческие губы — тёплые и нежные, чуть приоткрывшиеся навстречу, — ощущаются абсолютно нормально…
…глаза открывать он, впрочем, не рискует.
Саша отстраняется; усмехается грустно:
— Спасибо за попытку. Я же говорил — нет, это не проклятие, не иллюзия, не… ничего такого. Это я… с некоторых пор. Просто не надо…
Яр, мотнув головой, снова касается губами его губ.
— Это не работает, — у Саши в голосе недоверие мешается с горечью. — Зачем…
— А может, мне просто понравилось, — хмыкает Яр. — Я делаю сумасшедшие вещи, смирись? Привыкну я к тебе, Саш. Люди ко всему привыкают. Если ты не против…