— Сейчас я буду рисовать. — У неё и свёрнутые в трубку листы бумаги уже оказались наготове под мышкой, и коробочка с кнопками в руке. — Ну-ка, ребята, помогайте мне.
Мальчишки мигом втащили на сцену стенд с демонстрационной шахматной доской, повернули её обратной стороной, прикрепили кнопками листы бумаги.
Лара взяла толстый угольный карандаш и широкими уверенными штрихами быстро нарисовала девочку. И все сразу же узнали в этой девочке Люсю Коркину. И вовсе не потому, что она сидела на рисунке за пианино, а потому, что сам рисунок получился живой: руки подняты над клавишами, спина чуть согнута и напряжена, чёлка со лба откинута — вот-вот улетит, а нижняя губа немного прикушена…
Лара рисовала и других ребят и девчонок — всех, кто просил, пока хватило бумаги. И тут же дарила эти рисунки.
Вот уж кому хлопали! Даже «ура!» кричали. И ещё кричали:
— Мы завтра принесём бумаги! Ты нарисуешь и нас, Лара?
Следующим номером я выудил из мешка книжку «Теория шахматной игры». Её забыл в беседке восьмиклассник Боря Кругликов. Он вразвалочку поднялся на сцену и сказал:
— Вызываю, кто хочет сыграть со мной? Любому даю вперёд пешку.
Желающие нашлись:
— Я хочу! И я! Чего расхвастался? Мы сами дадим тебе пешку.
— Кишка тонка, — сказал Боря и добавил с усмешкой: — Выбирайте хоть целую команду, я один против неё буду играть.
Это уже был обидный, ну просто нахальный вызов. Ребята на скамейках принялись спорить: кому идти. Надо же утереть нос хвастуну! А тут ещё раздался знакомый петушиный голос.
— Люся, посмотри в мешке. Там, наверное, есть моя рогатка, такая с красной резинкой, я её забыл возле фонтана. Пока они выбирают, можно я спою?
Многие засмеялись — главным образом, девочки. А мальчишки зашикали на белобрысого:
— Замри! Не до тебя тут. Сиди и не вякай!
Белобрысый заморгал светлыми ресницами, шмыгнул разок носом и опустился на своё место. На него никто больше не обращал внимания: команда из трёх шахматистов решительным шагом вышла на сцену.
Демонстрационную доску опять повернули, развесили по крючкам фигуры, Славка Синицын протрубил сигнал «Внимание, на старт!», и в этой торжественной обстановке Боря Кругликов сделал первый ход белой королевской пешкой.
Играл он хорошо — это прямо надо сказать, — только очень уж хвастливо держался. Пока его противники шептались, обсуждая очередной ход, он — руки в карманах, кепка на затылке — смотрел куда-то в сторону и беззаботно насвистывал, а после сразу же, не думая, делал ответный ход и снова отворачивался от доски да ещё подмигивал зрителям.
Все внимательно следили за игрой. Игра, к общему неудовольствию, складывалась в пользу Борьки. Вот уже обе стороны рокировались, и несколько разменов произошло, и у Борьки уже образовалась опасная проходная пешка. Туго приходится его противникам, того и гляди потеряют ещё и коня, тогда совсем труба.
Что-то очень уж долго обсуждает команда этот ход. Хочешь не хочешь, а партия, кажется, проиграна. Борька насмешливо улыбается. На скамейках тихо.
И вдруг в этой гнетущей тишине раздаётся негромкий обиженный голос:
— Походите слоном на е-четыре.
Это сказал белобрысый. Конечно, на него сразу же зашикали и тут же, по привычке, наверное засмеялись. И Славка Синицын засмеялся, и я, и Люся.
Не засмеялся только Борька Кругликов. Наоборот, он перестал улыбаться, нахмурился и вынул руки из карманов.
Все посмотрели на доску. И вот тогда каждому, кто мало-мальски разбирался в шахматах, постепенно стало ясно, что этот простой ход — слон на е4 — вовсе не простой, а очень даже хитрый: чёрные вызывают размен ещё одной пары лёгких фигур, нейтрализуют сильного слона белых, создают неотвратимую угрозу проходной пешке — короче, одним ударом лишают противника всех его преимуществ.
— Это не по правилам! — тонким голосом крикнул Борька. — На турнирах нельзя подсказывать!
— Ха-ха! — закричала команда. — Ты же сам вызвался играть против всех. Ура белобрысому!
— Ура белобрысому! — заорали на скамейках. — На сцену! На сцену иди!
— Чего туда идти? — сказал белобрысый. — Эту партию всё равно нельзя выиграть. Можно только…
Но ребята уже подхватили его на руки, втащили на сцену и поставили прямо против Борьки Кругликова.
— Послушай, — миролюбиво сказал ему белобрысый, — чего тут играть? Тебе некуда деваться от размена. А потом я съем пешку и пойду ладьёй на цэ-три. Полное упрощение позиции, через четыре хода — ничья. Согласен?