Лана Кузьмина
Тётя Саша
Мы так хотели верить в чудо,
Что разучились верить в Бога.
И нас настигла как простуда
Неизлечимая дорога.
А. Лебедев.
Ночью Александре Андреевне Быковой приснился возмутительно неприличный сон. Будто стоит она в белоснежном полупрозрачном платье на берегу моря и пьёт вино из искрящегося на солнце хрустального бокала. Рядом красавец-мужчина. Обнимает, нахал, за талию, шепчет что-то на ушко, припадает губами к шее...
От возмущения Александра Андреевна проснулась. Перекрестилась, пытаясь унять бешено стучащее сердце. Затем поднялась, надела своё будничное чёрное платье до пят и, посадив на нос очки, уселась у окна читать Псалтырь, для успокоения.
Около семи проснулась её племянница Надя, невысокая пухленькая девочка десяти лет от роду. Скудное мартовское солнце пробивалось сквозь тюлевую занавеску на единственном окне однокомнатной квартиры. Другое окошко, вытянутое и узкое как бойница, давало так мало света, что назвать его окном язык не поворачивался. Кухня весь день купалась в сумрачном полумраке.
Надя открыла глаза и увидела, что тётя сидит за столом, уронив голову на сложенные руки, и спит. Девочка выбралась из кровати и проскользнула в кухню. Встав на цыпочки, дёрнула листок отрывного календаря. Жирная двойка, похожая на гуся и крупное слово «среда» заставили девочку тяжело вздохнуть. Сегодня целых два урока ненавистного английского, которые грозят появлением такого же точно «гуся» в дневнике, и как следствие наказание от тёти. Тётя Саша «птиц» не любила и порола племянницу тонкими, специально для этой цели срезанными во дворе прутьями. Ночь на четверг Надя обычно спала на животе. Кроме того, среда – постный день, а значит тётя сварит картошку, выложит на тарелку две штуки и заставит Надю их съесть. Картошка – не самая плохая еда, но, повторяясь изо дня в день, даже она способна вызывать отвращение.
Надя залезла на табурет, пролистала следующие листки: на следующей неделе начинается Великий пост – целых сорок дней картошки! В обычные дни, которых как всего хорошего, так мало в жизни, к картошке прилагался кусок варёной курицы. Больше ничего тётя Саша не умела или не хотела готовить.
- Деточка, - отвечала она на робкие надины возражения, что существует очень много вкусных постных блюд, - мы приходим в этот мир не для того, чтобы получать удовольствие.
Надя уселась на табурете и принялась мечтать о том, что дадут сегодня на обед в школе. Хорошо бы получить котлетку с толстой хрустящей корочкой или рис с мясом. Разумеется, тётя запрещала ей есть эти «дьявольские продукты», но Надя не могла устоять.
Тем временем тётя Саша проснулась, вытащила племянницу из кухни и, поставив на колени перед иконами, заставила читать молитву. Сама пристроилась рядом.
Тёте Саше всего тридцать семь лет, но в своих тёмных платьях в пол она казалась старухой. Юношеская привычка сутулиться, чтобы скрыть двухметровый рост, старила её ещё больше.
Надя жила с тётей девять лет. Её отец умер, когда девочка ещё не начала говорить и потому его образ не оставил следа в детском сознании. Мама у Нади, конечно, была. Она жила в другом районе города, и каждое воскресенье тётя Саша подводила девочку к обитой красным дерматином двери и, нажав на кнопку звонка, исчезала. Много лет сёстры не общались.
Тётя Саша была никудышной хозяйкой. Относительный порядок в квартире поддерживала Надя. Ей нравилось, намочив тряпку, вытирать пыль. Уборка наполняла её гордостью. Тётю Сашу мирские вещи вроде пыли и грязи на придверном коврике, не волновали.
Жили скромно, без излишеств. В прихожей – широкий платяной шкаф от стенки до стенки. Тётины наряды все однотипные - длинные платья с высокими воротничками. Будничные – чёрные, коричневые и тёмно-синие; пара праздничных – белых в мелкую ромашку.
В узкой комнате – две кровати, стол у окна да в переднем углу полка с иконами и тлеющей перед ними лампадкой. На кухне стол и две табуретки. Что ещё нужно? Из техники в доме лишь холодильник, по большей части ужасающе пустой. Телевизор, «бесовское создание», тщательно задрапирован белой кружевной скатертью.
К надиному удивлению завтракали не картошкой, а сваренной на воде хрустящей гречкой. Незаметно выбирая из тарелки недоваренные крупинки, Надя подозревала, что дело здесь нечисто, и тётя опять напортачила, но сказать это вслух она не решилась.
На улицу вышли вместе. Тётя почти бежала. Она надеялась до работы заскочить в храм, переброситься парой слов с отцом Александром. Здесь она чувствовала себя хозяйкой, вторым человеком после священника. В храме проводила она всё свободное время.
Надя не любила ходить вместе с ней. Ей было невыносимо скучно. Да и тётя вела себя не как обычные прихожане. Самостоятельно возложив на себя обязанности по охране порядка, она отыскивала в толпе мужчин в головных уборах, женщин без платков или в брюках и, отчитав их за непристойный наряд, выставляла за дверь. Нищие, имевшие привычку просить милостыню на ступенях храма, усаживались теперь у церковных ворот. Тётя Саша и две её старушки-помощницы сгоняли несчастных «осквернителей святого места» палками.
- Ведьма, ведьма пошла! - шептали нищие проходящей мимо них тёте Саше и плевали ей вслед.
В школе день прошёл как обычно. Огненно-красные «гуси» проплыли мимо сжавшейся от страха Нади. Жизнь засверкала всеми цветами радуги. На выданные мамой карманные деньги девочка купила два жирных беляша, и стало совсем хорошо. Осмелев, Надя провела весь день на улице, болтаясь по магазинам, и явилась домой перед самым приходом тёти.
Поздно вечером случилось чудо: тяжёлая маслянистая слеза выступила на лике Пантелеймона Целителя и, скатившись ниже, застыла на середине иконы блестящей круглой ягодой. Тётя Саша заметила её во время вечерней молитвы, долго приглядываясь своими близорукими глазами, а, поняв, что это на самом деле, не смогла заставить себя лечь и всю ночь провела на коленях,читая молитвы.
На следующий день, нарядившись в праздничное платье, тётя Саша позвала в дом отца Александра, через два дня позвонила на телевидение, а ещё через сутки в комнате было не протолкнуться от непрошенных гостей, желавших прикоснуться к святыне.
Тётя Саша расцвела. Оказалось, она умеет улыбаться, быть вежливой и совсем обходиться без розог. Каждое утро тётя собирала с иконы драгоценное вещество и раздавала его совершенно бесплатно. Она даже кинула нищему сто рублей, чем вызвала небывалое смятение среди бездомной братии. Кто-то даже посоветовал сжечь «ведьмяцкие деньги».
Тётя Саша стала знаменитой и уважаемой.
- Надо же, - говорили в городе, - Александра-то святая оказалось! А так и не скажешь!