«Совершенно верно», - сказал евнух. Насколько мог судить Абивард, он в какой-то степени ненавидел всех, кроме, возможно, Царя Царей. Означало ли это, что он ненавидел и себя тоже? Как только этот вопрос пришел в голову Абиварду, он понял, что это глупо. Будучи тем, кем он был, когда у него ножом отняли всякую надежду на мужественность, как мог Елииф не ненавидеть себя? И из этого, без сомнения, возникло все остальное.
Абивард сказал: «Если бы я представлял опасность для Шарбараза, я бы показал это давным-давно, не так ли? Тзикас, сейчас…» Взаимная ненависть была такой же веской причиной для союза, как и любая другая, подумал он, и лучше, чем большинство.
Елииф посмотрел на него взглядом, максимально близким к одобрению, которого он когда-либо от него добивался. «Эти последние два слова, я полагаю, с сопровождающим их многоточием, являются первой разумной вещью, которую я когда-либо слышал от вас».
Что касается комплиментов, то их было немного. Абивард все равно был рад этому.
Придворные с искусно завитыми волосами и бородами, с нарумяненными щеками, в кафтанах, перетянутых тяжелыми золотыми поясами и пронизанных золотыми и серебряными нитями, опускали брови - у тех, чьи брови были седыми или белыми, они опускались сильнее, чем у тех, чьи брови оставались темными, - когда Абивард и Рошнани рука об руку входили в банкетный зал.
Обычай умирал с трудом. Шарбараз, царь царей, сдержал свое слово и разрешил Динак покидать женские покои - свободу, которой жены знати до тех пор не пользовались. И на какое-то время многие аристократы последовали примеру своего повелителя. Однако, очевидно, старые обычаи вновь утверждали себя, поскольку в зале, кроме Рошнани, было всего несколько других женщин. Абивард огляделся, чтобы посмотреть, была ли среди них его сестра. Он не увидел ее, но Шарбараз еще не вошел, так что это ничего не значило.
Он напрягся. Динак там не было, Шарбараза тоже, но там сидел Тикас, дружелюбно беседуя с макуранским дворянином из Семи Кланов. Посмотреть на видессианского отступника - ему было наплевать на весь мир. Его жесты были оживленными; его лицо не выражало ничего, кроме искренности. Абивард знал, на свой страх и риск, чего стоила эта искренность. Аристократ, однако, казался совершенно очарованным. Абивард тоже видел это раньше.
К его ужасу, слуга, который привел его и Рошнани к их местам, усадил их недалеко от Тикаса. Драка во дворце была неприличной, поэтому Абивард проигнорировал видессианского отступника. Он налил вина сначала Рошнани, затем себе.
Шарбараз вошел в зал. Все встали и низко поклонились. Царь Царей вошел один. Печаль охватила Абиварда. Он надеялся, что Динак не рядом с Шарбаразом, потому что маленький Пероз нуждался в ней. Хотя он сомневался в этом. Царь Царей предоставил своей главной жене больше свободы, чем было принято, но обычай действовал даже на него. Если бы он всем сердцем не стремился сохранить такие перемены, они бы погибли.
Рошнани тоже заметила отсутствие Динак. «Я бы хотела увидеть свою невестку, не заходя для этого в женскую половину», - сказала она. Она не повышала голоса, но и не прилагала никаких усилий, чтобы говорить потише. Пара придворных искоса посмотрели на нее. Она беззастенчиво оглянулась, что, казалось, привело их в замешательство. Они перешептывались друг с другом, но больше не смотрели в ее сторону.
Праздник начался с супа с фрикадельками и зернами граната. Для развлечения Абивард и Рошнани пересчитали зернышки в своей миске; считалось, что зерна граната приносят удачу. Когда оказалось, что у них обоих по семнадцать, они рассмеялись: ни одному не удалось подразнить другого.
После супа подали салат из свеклы в йогурте, приправленный мятой Абивард никогда не любил свеклу, здесь она была гораздо вкуснее, чем в большинстве блюд, где она появлялась.
За свеклой последовал рис, великолепно окрашенный и приправленный вишней и шафраном. К нему была подана баранина, приготовленная с луком и изюмом. Рошнани смешала свой рис с рисом. Абивард, который предпочитал смаковать вкусы по отдельности, этого не сделал.
Еда, как обычно во дворце, была великолепной. Он уделял этому меньше внимания, чем было в его привычках, и был умерен в винах, заказывая шербеты с айвой и ревенем чаще, чем трофейные видессианские вина, которыми Шарбараз угощал своих вельмож. Он уделял больше внимания своим ушам, чем языку, пытаясь уловить, что говорил Тикас у него за спиной.
Цикас говорил кое-что за его спиной вскоре после того, как видессианин сбежал от Автократора, которому он раньше служил. Он не думал, что Абивард знал об этом - и действительно, Абивард узнал об этом почти слишком поздно. Теперь, однако, он должен был думать, что Абивард услышит его, и это, по мнению Абиварда, было бы лучшей возможной причиной для него держать рот на замке.