Выбрать главу

Лукьянов Лев

Тысяча и одна бомба

Лев Лукьянов

Тысяча и одна бомба

1

Гренландии крупно повезло. Ее наконец заметили. Со дня открытия этот остров на всех географических картах изображался таким образом, будто висел над Европой. По-видимому, так было на самом деле. Долгое время это обстоятельство никого особенно не занимало. Но в один прекрасный день кто-то из военных сообразил, что трудно придумать лучшее место для авиабазы. От Гренландии рукой подать до любой европейской державы. А если лететь в другую сторону, то в конце концов можно добраться и до Азии. Правда, Гренландия славится дурной погодой. Но в наше время погода не влияет на базы. Скорее наоборот: базы делают погоду... Сложнее было с летным составом. Командование испытывало постоянные трудности: на острове нет ни одного приличного ресторана, не говоря уже о ночных дансингах и барах. Естественно, на базе добровольно соглашались служить либо отпетые неудачники, которым нечего было делать на континенте, либо отъявленные трусы, не желавшие насаждать демократию во Вьетнаме. Майор Мизер принадлежал к числу первых. Сколько он себя помнил, ему всегда не везло. Прежде всего, мешала физиономия. Она абсолютно не соответствовала воинскому званию. Узенькая, с робкой ямочкой на пухленьком нерешительном подбородке, маленьким ротиком с вечно опущенными уголками, прикрытая реденькой прядкой светлых напомаженных волос, она делала Мизера похожим на мелкого банковского клерка. Члены аттестационной комиссии, присваивая Мизеру очередное звание, каждый раз отчаянно боролись с собственной совестью: чутье и фотография летчика безошибочно подсказывали, что рано или поздно он попадет в ка-кую-нибудь неприятную историю. Но Мизер летал аккуратно, собственной инициативы никогда не проявлял, при встречах добросовестно приветствовал начальство, и поэтому его послужной список был безупречным. Человеку просто-напросто не везло, это с каждым может случиться. Последний месяц для Мизера вообще оказался роко- вым. Чуть ли не каждый день добавлял новую неудачу, Началось с очередной медицинской комиссии, на которую майор возлагал большие надежды. Жалобы на постоянную головную боль, сердечные перебои и дрожь в коленях привели к тому, что Мизера признали вполне пригодным для продолжения военной службы на севере. А вот двух отличных парней, обладавших железобетонным здоровьем, неожиданно сочли сумасшедшими - одного тихим, другого буйным. Тихого списали в запас, буйного отправили военным советником в Сайгон. Кто бы мог подумать, что для того, чтобы уйти в запас, было достаточно запустить чернильницей в председателя медицинской комиссии?.. Не успел майор свыкнуться с мыслью, что в Гренландии ему придется торчать по меньшей мере еще год, как обрушилось другое несчастье. У жены, терпеливо ждавшей его на материке, терпенье в конце концов лопнуло, и она ушла к другому... И в довершение всего майору доверили самолет. До этого он был вторым пилотом. По мнению Мизера, к доб-ру это привести не могло. Он не ошибся. К концу второй недели командир стратегического бомбардировщика "Би-52" очутился с оборванными погонами в военной тюрьме. Единственным утешением служило то обстоятельство, что тюрьма находилась не в Гренландии; а в центре вполне цивилизованного городка. Давно установлено, что чем меньше город, тем больше стремление его жителей заполучить какую-нибудь достопримечательность - предмет гордости и поклонения. Есть городки, в которых на центральной площади бьют фонтаны пива. В других не жалеют мрамора на мемориальные доски, напоминающие, что королева красоты 1898 года - уроженка этих мест. А одно время было модно среди кучки одноэтажных деревянных бараков воздвигать. небоскребы из стекла и бетона. Однако скоро было замечено, что двухсотметровые каменные столбы катастрофически снижают удои на окрестных фермах. Очевидно, современные архитектурные композиции отрицательно влияют на психику крупного рогатого скота... Чарльзстоун прославился своей тюрьмой. Отцы города проявили неожиданное благоразумие, затеяв строительство крупнейшего в стране места заключения. Чарльзстоун был скорее маленьким, чем небольшим городком. Число его жителей, включая детей в возрасте до одного года, едва достигало десяти тысяч. Поэтому в оправдание масштабов строительства был выдвинут лозунг: "Каждой семье по отдельной камере со всеми удобствами". Правда, однажды местная газета поставила под сомненье необходимость тюрьмы-гиганта на пятнадцать тысяч коек, но уже на следующий день состоялась внушительная демонстрация патриотически настроенных горожан. Демонстранты несли портреты шерифа и судьи. Повсюду висели плакаты: "Своей тюрьме - своих преступников", "Лучше чаще, но на короткий срок!", "Отсидеть в тюрьме - долг каждого честного гражданина!" Редактор газеты был вымазан дегтем и вывалян в перьях. После этого он стал горячим сторонником строительства и дал письменное обязательство после торжественного открытия тюрьмы совершить правонарушение, наказуемое не менее чем годом тюремного заключения... Гигант был построен а привлек искреннее внимание преступного мира. Две недели по тюрьме проводились экскурсии. Были выпущены иллюстрированные альбомы, открытки, значки. Архитектор поспешно издал солидную монографию с описанием и чертежами созданного им шедевра. А местный шериф на страницах популярного воскресного журнала подробно рассказал о системе охраны и секретных приспособлениях, использованных в подведомственном ему учреждении. После этого был проведен открытый конкурс, который назывался "Выйди, пташка". Желающим предлагалось добровольно занять камеры и по сигналу постараться выбраться из тюрьмы. Первая премия была установлена в тысячу монет. Со всех концов страны срочно съехались нуждавшиеся в деньгах. Специальной комиссии пришлось отбирать наиболее достойных кандидатов, имевших по меньшей мере одну судимость. К сожалению, как утверждали знатоки из полиции, в конкурсе приняли участие одни любители. Профессионалы почему-то предпочли остаться у телевизоров, несмотря на то, что губернатор штата публично гарантировал неприкосновенность всем гражданам, включая тех, с кем жаждали встретиться федеральные власти... Никому из состязавшихся не удалось выбраться за ограду. Поэтому первой премии было решено не присуждать. Распределены были лишь три поощрительные премии и одна почетная грамота. Ее получил мелкий воришка, ухитрившийся стянуть у зазевавшегося шерифа медаль. Одновременно он получил месяц тюремного заключения и стал заключенным № 1. Результаты конкурса убедили правительственные инстанции в совершенстве тюремных зданий, и вскоре Чарльзстоун перестал тяготиться заботой о своей новостройке: тюрьма-гигант была приобретена военным министерством. Первый этаж был отведен студентам, рвавшим призывные повестки. На втором разместились дезертиры и особо важные военные преступники. Майор Мизер был помещен на втором зтаже. Его одноместная камера напоминала недорогой гостиничный номер. Правда, вместо миловидной горничной в камеру время от времени заглядывал долговязый белобрысый солдат с унылой, вечно заспанной физиономией. Три раза в день он приносил пищу. Она была вполне приличной. Иногда к ужину добавлялась брошюрка о спасении души. Дважды в день полагалась прогулка. По субботам - кинофильм. Воскресным утром посещение тюремной церкви. Однажды солдат принес двойную порцию оладий с джемом. Мизер удивился, но возражать не стал. - А что ты натворил, парень? - вдруг спросил долговязый.-За что тебя посадят на электрический ступ? Мизер поперхнулся и выплюнул оладью, - Меня? Меня на стул? - глотая слюну, захлебываясь словами, закричал майор.- Это ошибка, сэр! Суда не было! И вообще, военных не сажают на стул, а всего лишь расстреливают! - Теперь сажают. Экономим боеприпасы. Ты забыл о войне в Индокитае,объяснил солдат. - Я не хочу на стул! Я подам жалобу! Я этого так не оставлю! - А ты, я вижу, трусишь. Видно, тебе еще ни разу не приходилось сидеть на стуле? - Не приходилось,- признался майор. - Напрасно. В твои годы уже можно было попробовать. Во второй раз совсем не страшно... Открыв рот, летчик тупо уставился на весельчака. Потом отвернулся и тихо сказал: - Мне не до шуток, сэр. - Ты, наверное, натворил бог знает что, раз тебя сразу на стул. - Да ничего особенного! - возмутился летчик.- Что я, первый, что ли? - Ну а все-таки? - Да просто я во время патрульного полета потерял водородную бомбу... - Ну! - восторженно изумился солдат,- Вот это да! А где? - Над Европой. Вчера.

2

Всякий, кто хоть немного знаком с географией, легко может установить, где проживает дядюшка Бенц. Для этого достаточно взять карту Западной Европы и провести из ее углов две диагонали. В двухстах шагах к западу от точки пересечения линий и находится бензоколонка сумасшедшего дядюшки Бенца. Внешне эта колонка была точно такой же, как и сотни других, расставленных вдоль шоссе. Небольшое прямоугольное здание, словно гриб, прикрытое плоским козырьком крыши, глядит на дорогу единственным окном, украшенным яркими банками с маслом, разноцветными обложками путеводителей и выцветшими фотографиями генералов, отличившихся во время второй мировой войны, В центре на почетном месте, опираясь на пыльный, торчащий из горшка кактус, стоит фотография самого владельца колонки в полной военной форме. Судя по знакам отличия, дядюшка Бенц успел дослужиться всего лишь до звания ефрейтора. Его дальнейшей военной карьере в Северной Африке, как рассказывал в минуты просветления сам потерпевший, помешали интриги англичан. Незадолго до окончания африканской кампании, когда перед ефрейтором открывались блестящие перспективы на восточном фронте, они ухитрились попасть в его голову легким противотанковым снарядом. Снаряд не выдержал и разорвался на мелкие кусочки. Однако и в голове пострадавшего тоже соскочила какая-то пружинка: после этого печального случая дядюшка Бенц в самые неподходящие моменты принимался сильно буйствовать и орать: "Хайль!" Этим воинственным кличем он оповещал роту о появлении на горизонте полевой кухни. Точно так же он комментировал приказы о выпрямлении линии фронта. Дважды рота пыталась сдаться в плен, но каждый раз, высунув из окопа белую портянку, ефрейтор начинал так громко вопить, что англичане пугались и открывали беспорядочную стрельбу. Дядюшку Бенца пришлось срочно демобилизовать. И как только санитарная карета, увозившая контуженого в восточном направлении, скрылась за поворотом дороги, рота двинулась на запад, чтобы обрести покой в лагерях для военнопленных... Вернувшись в родные места, ефрейтор, благодаря своим коротким энергичным высказываниям, быстро завоевал симпатии руководителей "Союза будущих фронтовиков". Бенца стали возить по митингам и собраниям. Часами он терпеливо стоял на трибунах, но как только оркестр начинал играть марш, принимался голосить что было сил. Микрофоны не выдерживали, и один за другим выходили из строя. На это обстоятельство немедленно обратили внимание радио- и телевизионные компании. Микрофоны от дядюшки Бенца стали держать подальше, а телекамеры, наоборот, поближе. Фотографии Бенца появились в газетах и журналах. Шли почти мирные послевоенные годы. Клич, извергавшийся контуженным ефрейтором, в известных кругах становился все более популярным. Несомненно, дядюшку Бенца ждала завидная политическая карьера. Но кто-то из единомышленников, растрогавшись во время очередного ефрейторского вопля, решил подарить Бенцу одну из тысячи трехсот двадцати шести принадлежавших ему бен-зоколонок. И остатки здравого смысла взяли верх дядюшка Бенц предпочел коммерческую карьеру. Колонка, правда, находилась на безлюдной проселочной дороге, но бывший военнослужащий твердо верил в пословицу: "Дуракам везет". И пословица не подвела. В годы так называемого процветания" узкая грунтовая дорога превратилась в широкую автостраду. Доходы настолько возросли, что владелец колонки сумел обзавестись подручным и шикарной трубкой. Со временем последствия контузии стали сказываться несколько меньше. Во всяком случае, дядюшка Бенц стал реже горланить "Хайль!" при виде пожарных или стада коров... Однако два-три раза в месяц ночами Бенцу не удавалось заснуть. В голове начинали громыхать военные воспоминания двадцатипятилетней давности. Голова начинала разламываться, в висках стучало, и бывший ефрейтор, прихватив трубку, спешил на воздух. Усевшись на скамейку, старик часами рассматривал ночное небо. Боль постепенно стихала, голова становилась необычайно легкой и пустой. Дядюшка Бенц облегченно кряхтел и отправлялся спать... Но в ночь, когда майор Мизер совершал свой последний полет, Бенцу соснуть не удалось. Незадолго до рассвета на звездном, начавшем бледнеть небе он вдруг заметил какой-то черный лоскут. Лоскут двигался, словно заплата закрывая собой звезды, и, казалось, приближался к земле. Скоро у владельца колонки не оставалось сомнений - с пустынного неба спускался непонятный темный предмет. Не слышно было шума моторов, не видно было огней. Это было необычно, и это пугало. Бывший ефрейтор вскочил на скамейку, вытянул правую руку и на всякий случай закричал: - Хайль! Это не помогло. Странный предмет продолжал приближаться. Уже можно было разглядеть огромное светлое полотнище, под которым висело нечто вроде железнодорожной цистерны. "Это же парашют!"-наконец догадался Бенц и стал прикидывать, куда он опустится. Редкий лес расступался, освобождая место небольшой полянке, на которой и находилась колонка. Ручеек, деливший поляну на две почти равные части, огибал развесистые вязы, терял русло и разбивался на добрый десяток узеньких протоков, поросших густой высокой травой. У незадачливого ручейка хватало силенок пробежать еще метров двадцать, и затем он окончательно тонул в зыбком болотце. Металлическая цистерна тяжело шлепнулась на краю болота. Полотнище парашюта, зацепившись за ветви вязов, несколько раз хлопнуло на ветру, а затем, с треском ломая ветки, рухнуло в воду. Над поляной снова повисла ночная тишина... Дядюшка Бенц осторожно подошел к опустившейся с неба бочке. Пробив тонкую зеленую корку болота, она чуть ли не наполовину увязла в черном жирном иле. Белое полотнище, набухнув, устилало дно ручейка. Скоро предутренний ветерок расчесал примятую траву. Густые стебли поднялись и почти скрыли тусклый серый металл... "Что это за штука?" - раздумывал дядюшка Бенц, ощупывая холодные гладкие бока железной бочки. Раздвинув толстые запутавшиеся стропы, он обнаружил посредине фланец, затянутый огромными зашплинтованными болтами. Владелец колонки был довольно умным сумасшедшим: он сразу сообразил, что нехорошо присваивать чужое. Поэтому дядюшка Бенц решил немедленно припрятать неожиданную находку. Сбегав на колонку, старик принес перочинный нож, но сколько ни старался, не смог перерезать толстую нейлоновую стропу. Пришлось притащить пилу. Пропилив минут десять, Бенц обнаружил, что стропы легко и просто отсоединяются: достаточно было нажать металлические карабины. Отцепив парашют, старик с трудом вытащил его из ручья и уволок в свой небольшой домик, примыкавший к зданию колонки. Полдела было сделано. Другую половину Бенц поручил пожарным. Когда рассвело, он позвонил в ближайший городок, и красная пожарная машина примчалась минут через десять. - Штраф - пятьдесят монет! - без предисловий объявил старшина в блестящей медной каске, убедившись, что колонке не угрожает никакая опасность. - Он же идиот,- попробовал вступиться за дядюшку Бенца один из пожарных.Нормальные и то в шутку нас вызывают, а тут тронутый... - Поэтому и беру половину! - объяснил старшина.- С нормального взял бы сотню. - Я предлагаю триста! - спокойно сообщил владелец колонки, доставая трубку. - На колонке не курят,- машинально сказал старший пожарник.- Вы не просто идиот. Вы кретин! Я говорю - пятьдесят монет, вы суете триста! Триста больше, чем пятьдесят! - Идиот я или кретин, это мое личное дело,- раздраженно ответил дядюшка Бенц.- Я вам даю триста монет, если вы мне вытащите бочку... Бывший ефрейтор показал пожарным цистерну, шлепнувшуюся в ручей. Посовещавшись, они запросили четы-реста монет и охапку сена. Сено старик предложил заменить канистрой бензина. - Никогда бы не подумал, что ваша колымага питается сеном,- удивленно заметил контуженый, похлопав пожарную машину по капоту. - Сено мы сожжем, чтобы был дым,- объяснил старшина.- Потом составим рапорт о самовозгорании бочки солидола, и дело будет закончено... - Но знаю, кто из нас идиот,- возразил дядюшка,- но сено дороже солидола... Пожарные управились за полчаса. За это время они успели вытащить цистерну из ручья, подкатить ее к колонке и сжечь кучу промасленных концов. Когда столб дыма рассеялся, красная машина лихо укатила...