Отец брезгливо поморщился, но проигнорировал сарказм.
– Ты мог умереть.
– Я уже это понял.
– Полагаешь, это смешно?! – рявкнул маркиз.
– Да нет, не думаю.
– Тебе прекрасно известно, чем грозила бы семье твоя смерть!
Хью как ни в чем не бывало улыбнулся.
– Я действительно размышлял на эту тему, но разве кому-то дано знать, что произойдет после смерти?
Боже, какое удовольствие наблюдать, как отцовское лицо распухает и медленно багровеет! Главное, чтобы плеваться не начал!
– Неужели ты не способен хоть что-нибудь воспринимать всерьез? – взорвался маркиз.
– Ну почему же, очень даже способен… Но только не это.
Лорд Рамсгейт со свистом втянул воздух, сотрясаясь от ярости всем телом.
– Мы оба знаем, что твой брат никогда не женится.
– А, так вот в чем дело? – изобразил удивление Хью.
– Я не допущу, чтобы титул ушел из семьи.
Хью сопроводил очередной взрыв идеально выдержанной паузой, после чего сказал:
– Что ни говори, но кузен Роберт не так уж и плох. Его даже приняли обратно в Оксфорд, – во всяком случае, в первый раз.
– Так вот что ты задумал! – выкрикнул маркиз. – Ввязался в эту дуэль мне назло?!
– Мне всегда казалось, что я могу вызвать твой гнев куда меньшими усилиями и с гораздо более приятным исходом для себя.
– Если хочешь от меня избавиться, воспользуйся другим способом, – пробурчал лорд Рамсгейт.
– Убить тебя?
– Да будь ты проклят!
– Если бы я знал, что все так просто…
– Только женись сначала на какой-нибудь дурочке и дай мне наследника!
– Ну зачем на дурочке? – сказал Хью с ошеломляющим спокойствием. – Я предпочел бы, чтобы она была не только красавицей, но и умницей.
Отца трясло от ярости, и он не сразу обрел дар речи:
– Мне нужно точно знать, что титул останется в семье.
– Я не давал обет безбрачия, – заметил Хью и сам удивился сказанному. – Но и жениться по твоему расписанию не собираюсь. Кроме того, я не наследник.
– Фредерик…
– …вполне еще может жениться, – вставил Хью, отчетливо выговаривая каждое слово.
Лорд Рамсгейт презрительно фыркнул и направился к двери.
– Кстати, отец, – окликнул Хью, прежде чем он успел переступить порог, – не сообщишь семье лорда Уинстеда, что он может благополучно вернуться в Британию?
– Ни за что! По мне, так пусть он сгниет в аду… или во Франции, – мрачно хмыкнул маркиз, – что, как мне кажется, одно и то же.
– Но почему он не может вернуться? – гнул свое Хью, удивляясь собственному терпению. – Как мы оба видим: он меня не убил.
– Зато ранил.
– Но и я его ранил, причем первым.
– В плечо!
Хью стиснул зубы. Для того чтобы спорить с отцом, нужны железные нервы, а ему крайне необходим опий.
– Во всем виноват был я, – проскрежетал Хью.
– Мне все равно! – отрезал маркиз. – Он ушел своими ногами, ты же стал калекой, которому отныне, может, и не дано иметь детей.
Хью почувствовал, что его охватывает тревога: он ведь ранен в ногу. В ногу!
– Ты об этом не подумал, верно? – усмехнулся отец. – Пуля задела артерию. Чудо, что ты не истек кровью! Доктор считает, что жизни ничто не угрожает, но вот что касается всего остального…
Он распахнул дверь и, не оборачиваясь, бросил:
– Уинстед разрушил мою жизнь, а я вполне способен разрушить его.
Вся степень последствий ранения будет известна только через несколько месяцев. Бедро кое-как заживало, кости срастались медленно, но зато никаких других повреждений не обнаружилось.
Шансы стать отцом у Хью остались, и это хорошая новость.
Не то чтобы он так уж этого хотел, но все же чувствовал себя спокойнее. В памяти всплыл эпизод, как отец сдернул с него простыни в присутствии какого-то немецкого доктора, с которым не хотелось бы встретиться в темном переулке… Хью вырвал простыню, укрылся, изображая смертельное смущение, и дал тем самым отцу повод думать, что непоправимо искалечен.
И все это время, весь нелегкий период выздоровления, Хью, прикованный к постели в отцовском доме, был вынужден терпеть ежедневные заботы сиделки, чья манера ухаживать за больным весьма напоминала повадки дикого гунна Аттилы. Да и внешне они были похожи. Природа наделила ее лицом, по мнению Хью, ничем не выделявшимся среди физиономий прочих гуннов. По правде говоря, сравнение было достаточно лестным… для Аттилы.
И все же общество сиделки, пусть грубой и резкой, было куда предпочтительнее общества отца, который приходил каждый день в четыре часа дня с бокалом бренди в руке (только для себя, не для Хью) и с последними новостями об охоте на Дэниела Смайт-Смита.