Мы с Яном совсем осмелели. Окна моей спальни выходили на улицу. Корнелис крепко спал в соседней комнате. По ночам Ян бросал камешек мне в стекло, и я, украдкой спустившись вниз, отпирала ему дверь. Правда, я не решалась пускать его в свою постель. Но любовные утехи уже не являлись нашей главной целью. Теперь нас одолевала иная похоть: мы могли часами шептаться, обсуждая наш тайный бизнес.
Я записывала заработанные суммы. Ян приносил листок бумаги, дрожавший у него в руках. Раз за разом мы ставили на карту все – и побеждали. Теперь Ян играл по-крупному. Он включился в длинную цепочку перепродаж и зарабатывал на фьючерсных сделках. Мы разговаривали как два эксперта. Никто из нас давно не видел луковиц: они превратились в отвлеченное понятие. Мы покупали луковицы, которые никогда не держали в руках и за которые ничего не платили, и сразу перепродавали их с наценкой. Луковицы по десять раз на дню меняли хозяина, продолжая лежать в земле. Мы сидели над листочками, вглядываясь в строчки головокружительных цифр. Я так волновалась, что у меня опять пошла носом кровь и вся бумага была в красных пятнах.
Мы забыли не только про постель. Ян давно забросил живопись. Охваченный тюльпанной лихорадкой, он проводил дни в четырех тавернах, шепча при входе условленный пароль, чтобы его впустили в комнату, где шли торги. Я не могла ходить вместе с ним: меня бы узнали, потому что теперь почти весь город сидел в тавернах. Ян участвовал в аукционах, проводившихся там же. На стене крутились деревянные диски, на них мелом писали стоимость товара. Начинался торг, цены стирались и переписывались заново, пока не заключалась сделка, которую тут же отмечали под звон бокалов. Ян занимал деньги у своих друзей, чтобы делать новые покупки, а через неделю возвращал им двойную сумму. Настоящее волшебство! Господь нам улыбался. Он был на нашей стороне.
Я вытерла с бумаги кровь, на ней осталось несколько бурых пятен.
В последнее время Мария изменилась. Раздалась вширь, разбухла, как луковица на самых лучших удобрениях. Вчера за ужином Корнелис заметил:
– Ты видела эту великаншу? Когда-нибудь она съест нас вместе с домом.
– У нее всегда был хороший аппетит, – возразила я.
Она и ходить стала по-другому, раскачиваясь, как тяжело нагруженный корабль. Ей приходилось прилагать столько усилий, что она с трудом переводила дух. Уже несколько месяцев я делала за нее почти всю домашнюю работу, убиралась в доме и мыла пол. Главное, не потерять ребенка. Я тоже с трудом переводила дух. Никогда прежде мне не доводилось так много и тяжело трудиться. Мы словно поменялись местами: я стала служанкой, Мария хозяйкой, выполнявшей легкую работу, – и не только в рамках домашнего хозяйства.
– Забавно, – заметила она со смешком. – Вы переодевались в мое платье, а я – в ваше.
Мария призналась, что мерила мой синий жакет, отороченный мехом, и красовалась в нем перед зеркалом. Мы поменялись даже нашими руками. Мои стали грубыми и потрескавшимися, как у служанки.
– Смажьте их гусиным жиром, – посоветовала Мария. – Это сделает вас госпожой.
А ее пальчики понежнели, будто у знатной дамы.
Наш дом тоже изменился. Теперь я знала его гораздо лучше – до ломоты в спине: дельфтскую плитку с игравшими детишками, мраморные полы, которым не было конца. В верхних комнатах я натирала паркет, целое море паркета. Засучив рукава, скребла и полировала его шашечки, потом со стоном поднималась. Тисненая обивка в Кожаном кабинете поглощала тонны пыли. У меня болела спина, пока я стояла на стуле и орудовала своей длинной щеткой. В кухне приходилось чистить мокрой тряпкой кирпичный пол. Раньше дом казался чередой комнат, где я могла сидеть в креслах, расхаживать взад-вперед и открывать окна, чтобы посмотреть на улицу. Я считала его просто фоном, на котором протекала моя жизнь. А теперь досконально знала в нем каждый кирпич, каждую трещинку в стене. Как мне хотелось нанять еще служанку! Но, разумеется, это было невозможно. Нельзя вводить в дом чужого человека, тем более сейчас, и я изо всех сил сопротивлялась попыткам Корнелиса завести новую прислугу.
Я была уже на последнем месяце и носила толстую подушку, привязанную на тесемках к поясу. Госпожа Моленар, наша любезная соседка, одолжила мне свою одежду, которую надевала во время беременности. А Мария просто вшила в платье дополнительные куски ткани. Нагибаться стало очень неудобно – удивительно, как это делают беременные женщины? Мне постоянно хотелось вытащить свою подушку, но я боялась, что неожиданно вернется муж. Корнелис стал очень заботливым и несколько раз в день появлялся в доме. Проверял, все ли у меня в порядке.