— Т-т-ты молчи лучше, Эйвер. Вот это я к-к чему. Говорить буду я. А и еще…
Дверцу кареты отворили снаружи. В салон заглянул статный пожилой мужчина в темно-серой, расшитой белыми полосами, форме, видневшейся из-под серого плаща.
— Выходите господа, будем выяснять цель вашего визита, — звучным баритоном сказал он.
— Извините, вы что-то не так поняли? Ваш помощник отдал вам не тот пропуск? — Тюльпинс чуть вскинул бровь и деланно покривился. Эйверин кинула на него удивленный взгляд: а куда делось заикание? Но парень на нее не смотрел. И на стражника, впрочем, он не смотрел тоже. Тюльпинс с удивительной настойчивостью вглядывался в окно, находящееся выше головы служителя, словно видел там что-то крайне интересное и занимательное.
Мужчина плотно сжал губы, на щеках его заиграли желваки. Эйверин поерзала на месте, но Тюльпинс продолжал молчать.
— Пожалуйста… — начал вновь глава Серого корпуса.
— Пожалуйста, — перебил его Тюльпинс, отодвигаясь от двери и освобождая место возле себя. Он изящно положил ладонь на лавку и только теперь перевел взгляд на служащего.
— Я требую!.. — мужчина гневно дернул подбородком, но и тут Тюльпинс не дал ему договорить.
— И вы думаете, от этого что-то изменится? Мы намерены проехать сквозь эти ворота как можно быстрее, мистер ..? Ах да, вы даже не соизволили представиться. Хочу вам сказать, если конечно, вы не подумали об этом сами, что после многодневной дороги мы – я и моя сводная сестрица – ужасно утомились. И если вы не хотите, чтобы я уснул посреди нашего с вами, не скажу, что очень содержательного, разговора, прошу вас, присядьте и сообщите мне все, что собирались сообщить.
Эйверин удивленно смотрела на Тюльпинса. Еще несколько минут назад он мямлил и заикался, но теперь напыщенности его не было предела. Щеки парня раздулись, губы изогнулись в презрительной ухмылке, а глаза стали пусты и насмешливы. Кажется, ему нравилось вновь ощущать себя неприлично богатым и чуть ли не всемогущим.
Служащий на удивление быстро сдался. Он залез в карету, и только открыл рот, как Тюльпинс небрежно взмахнул рукой перед его носом.
— Дверь, пожалуйста. Нам дует.
— Ита-а-ак, — протянул мужчина, доставая из кармана плаща блокнот. Водянистые глаза его впились в Тюльпа с нескрываемой неприязнью, — Цель вашего визита в Двадцать третий?
— Хайвет, конечно. Что еще могло заставить нас тащиться в такую даль, как вы думаете? — со скучающим видом ответил Тюльпинс.
— Не имел ли я чести раньше встречать молодого господина?
— Я уже бывал здесь ранее. У вас ко мне какие-то вопросы? Что вам не ясно из пропуска?
— Он дает право въезда во все города Хранительства, кроме Двадцать пятого.
— И?.. — Тюльпинс пригладил волосы и демонстративно зевнул.
Эйверин такой хладнокровностью не обладала. Она понятия не имела, что будет делать, если после этой многодневной изматывающей тряски их не пустят в город. Не дадут смыть с себя удушливый запах топлива, поесть горячей пищи и вдоволь выспаться. Она считала себя вполне выносливым человеком, но даже ее ужасала идея остаться в карете еще хоть на сутки дольше.
— В нашем городе сейчас карантин, знаете ли. Хайвет только через две недели, остальных гостей мы ждем гораздо позже. А сейчас в Двадцать третий позволено въезжать только по особым пропускам…
— Мы предоставили вам тот самый, — Тюльп хмыкнул. — Совершенно особый пропуск.
— И кто же вам выдал такой пропуск? — служащий, не сдавался. Он ловил слова Тюльпа налету и тут же пытался их использовать.
— Госпожа Полночь. Вы ведь отметили, что мы прибыли на ее карете, верно?
— А кем вы ей приходитесь, позвольте спросить?
Тюльпинс изумленно посмотрел на служителя, словно был обескуражен его вопросом.
— Племянником. Названым. Она была ближайшей подругой моей матери.
— Да, простите, — вдруг смешался служащий, — Крайне бестактный вопрос. Еще одно уточнение, пожалуйста. Я уверен, для вас это не составит особого труда. Как настоящее имя госпожи Полуночи?..