Выбрать главу


Тропинкой, что истоптана от ног,
Животные ревут и рвут веревки,
От страха убиваясь ненароком.

А батраки работают не меньше,
А то и больше вьючного скота.
Тем более, погонщики их хлещут, 

За промедленье плетками кнута.
И не дают надежды на пощаду,
Ибо у них секунды на счету.

Ведь не было конца у каравана.
Заполонив всю горную тропу.
Всё выше поднимаясь с каждым шагом,

На небо устремившись, как один.
И факелы светили очень ярко,
Всю гору освещая сверху вниз.

Я понимал, что здесь происходило,
В отличии от бедного Петра.
Которому еще не очевидно,

Что пекло грабят, волею творца.
Ибо со всей огромной преисподнии
Сбирается невиданный оброк,

И платят все, кто находился в долге,
Насколько не являлся бы высок.
А если что, их всех ждала расплата,

Поскольку вся Европа, с давних пор,
Спускается по всем потемкам ада,
Чтобы долги покрылись платежом.

Ибо они, как цербер преисподнии,
Всех остальных держали под землей.
Не выпуская никого на волю,

Ибо такой у мирозданья строй. 
И даже здесь, на западных просторах,
Где кажется, свобода и раздол.

Живут рабы, которые пред богом,
Свершали этот гнусный произвол.
Я понимал, что нету, больше смысла,

Идти на небо в поисках творца.
Не собираясь тратить свою жизнь,
На то, что изменить уже нельзя.

Но я не мог оставить то, что начал,
Паломничая к небу до сих пор.
Пожертвуя собою, чтоб создатель

Услышал над собою приговор.
За все грехи, которые содеял,

Построив мирозданье как тюрьму.

Собрав с народа всё, что он имеет,
Поскольку мир принадлежал ему.
Раскаявшись тогда перед любимой,

Что на творца все время уповал.
Ибо раскрыв мне истину, как было,
Своих надежд я так и не предал.

Но все-таки в минуту осознанья,
Свои глаза слезами окропил.
Увидев правду вместо ожиданий,

Воистину, каким являлся мир.
В конце концов, желая, как и прежде,
Взойти на небо в поисках творца.

И сделать тайну явной  неизбежно, 
Что он - вершитель мирового зла.
За горным склоном дальше наблюдая,

Как поднимались в рай из-под земли.
С тех пор на чудо только уповая,
Решив прибиться к ним со стороны.

И оглядев поставленную стражу,
Взглянув на их копыта и рога,
Я осознал, что внешность точно таже,

И это даст не вычислить меня.
Да только Петр был неугомонен,
Он не хотел остаться здесь один.

И убеждал забрать его с собою,
Продолжив восхожденье вместе с ним.
Значения не придавая к просьбам,

Остаться и немного подождать,
Желая сам взойти по горным осям,
Не важно, как придется рисковать:

-Ну что ж, тогда не будем торопиться,
Нам нужно незаметно подступить,
Чтобы в толпе бесследно раствориться,

Бросая всё, что может нас раскрыть.-
Но мы не долго мыслям придавались,
Как лучше проскользнуть на перевал,

В другой одежде, видимо, нуждаясь,
Поскольку наша не годилась там.
Но с помощью чужих хитросплетений,

Нам удалось решение найти.
Ибо батрак, бежав из заключенья,
Пытался, как умел, себя спасти.

За ним погнался стражник разъяренный,
Пускавший стрелы, целя в пустоту.
Но все-таки насильно принужденный,

Оставил пост и бросился во тьму.
Он  приближался к беглецу сразгона,
Спускаясь по подножию горы.

Став тетиву натягивать по новой,
Прицеливаясь так же, как и мы.
Удобного момента дожидаясь,

Заранее укрывшись наверху.
Булыжники из почвы вынимая, 
Чтобы метнуть из-за угла к нему.
 
И первый камень, брошенный Петром,
Сумел сразить бестрепетное тело.
Его беглец остался ни причем,

Хотя и сам пытался что-то сделать.
На тот момент закончилась погоня,
Но раб не смог остаться в стороне.

И проявлял над чертом свою волю,
Всего что накопилось на душе.
Он встал тогда, у стража, на колени

И продолжал камнями добивать.
Выплескивая всё ожесточенье,
Которое не в силах сохранять.

И отомстив с улыбкой лучезарной,
Когда на сердце что-то отлегло,
Он сразу встал и двинулся обратно,

Встречая тех, кто смог спасти его.
Но юноша молчал, от удивленья,
Не веря своим собственным глазам.

Кто спас его из места заключенья,
Сразив того, кем оказался сам.
И в нем пылала бешеная ярость,

Желание напрыгнуть на меня.
Покончив с тем, что от меня осталось,
После того, как отрубил рога.

Ах, если бы мой друг меня не спас,
И не откинул бешеного зверя,
То, видимо, пришлось бы в этот раз

И самому сражаться, в самом деле.