Но всё достойно подошло к концу,
И мы добились то, чего хотели,
Сказав ему, что мы идем к творцу,
И как взойти на небо мы хотели.
Юнец, узнав про наши намеренья,
Стал горько извиняться предо мной.
Не в силах скрыть своё благоговенье,
Буквально изливаясь всей душой.
Обменивая рабскую накидку,
На дорогой и шелковый наряд,
И радовался новому прибытку,
Не веря в то, что всё по правде так.
Мы с ним расстались, указав дорогу,
Показывая путь к своим друзьям.
Где он получит пищу и свободу,
И сможет жить как вздумается там.
А сами к восхожденью собирались,
Переодев свой собственный наряд.
Рассматривая то, какими стали,
Практически друг друга не узнав.
Узрев Петра под новым облаченьем,
Когда надел обноски от раба.
Которому он дал освобожденье,
Чтобы взойти со мной на небеса.
А я снимал с убитого поклажу,
Стирая кровь с того, что надевал.
Представ отныне в облаченьи стража,
Поймав того, кого он догонял.
И мы пошли, еще не представляя,
Чем обойдется этот маскарад.
Когда настолько сильно рисковали,
Но не смогли найти другой вариант.
Преодолев сначала пост охраны,
Где сразу нас приняли за своих.
А после них погонщики стояли,
С которыми сумел найти язык.
Ведь я и сам пришел из преисподни,
Ни в чём не отличавшийся от них.
Приняв такой же образ и подобье,
Не породив сомнений никак.
Но для Петра, в невольничьей одежде,
Досталось от погонщиков кнутом.
За то, что он позволил себе бегство,
Пускай, виновен был совсем не он.
Но мы смогли ужиться в караване,
Что двигался из пекла к небесам.
Карабкаясь скалистыми тропами,
Всё выше поднимаясь по холмам.
И каждый занимался своим делом,
Кто-то повозки к небу волочил.
Все силы изнуряя до предела,
А кто-то их кнутами изводил.
Чтобы быстрее поднимали грузы.
Порой слетая с ними же в обрыв.
Не пережив поставленного курса,
Одну ошибку допустив на миг.
Но черти караван сопровождали,
А их боялись больше высоты.
Когда скотину так не бичевали,
Как получали плеткой батраки.
Животные стонали безутешно,
Словно шагали в небо на убой,
И для себя не видели надежды,
Ну что ж, тогда не я один такой.
А рядом с ними, как в одной упряжке.
Холопов продолжали бичевать.
Им не прощали ни одной промашки,
Заставив коллективно отвечать.
И просто так нагайкой полосуют,
Чтобы держались из последних сил.
Не важно, как и дальше это будет,
Лишь бы повозки сохранить самим.
Ибо везут бесценные творенья,
Любой товар, на самый разный вкус.
Моим глазам, представ на обозренье,
Когда я сам взглянул на этот груз.
Увидев гобелены и скульптуры,
А так же мебель на любой манер.
Тем более, фарфорную посуду
Имевшую большой ассортимент.
Ковры из шелка, с золотым плетеньем
Украшенные росписью часы,
Которым придавали оформленье,
Какое только можно нанести.
Наряды драгоценного покроя,
Чья выделка достойна всех похвал.
Меха и платья, всё как налитое,
Для самых исключительных дворян.
По сундукам лежали украшенья
Из материалов самых дорогих.
Там кольца, диадемы, ожерелья,
С алмазами, в основах золотых.
Что слитками тем более хранилось,
Которым просто не было числа.
Ах, сколько крови на него пролилось,
Пока подняли всё на небеса.
Сколько людей погибло и пропало,
В неведомые стоки утекло.
По склонам поднимаясь, как попало,
Пока на небо груз приволокло.
И путались всё время под ногами
Утоптанные в землю батраки,
По ним телеги скопом проезжали,
Ломая кости с треском, на куски.
Дозорные к ним были беспощадны,
Даже убитых хлещут без конца.
А вместо них замену пригоняли,
Из-под земли, толкая в небеса.
И даже я использовал свой кнут,
Чтобы избавить стражу от сомнений.
Что я не должен находиться тут,
Если холопов собственных жалею.
Не пожалев и бедного Петра,
Что тянет груз, со всеми батраками,
Как раньше под ударами кнута,
Свои телеги в небо поднимая.
Я не хотел, как раньше приносить,
Для друга непосильные мученья.
Но батраков был вынужден лупить,
Чтобы избавить стражу от сомненья.
Встречая только взгляды исподлобья,
Что источали ненависть ко мне.
К погонщику, сатрапу преисподней,
Став по рожденью виноват уже.
Но что я мог поделать, в самом деле,
Так и продолжив волею судьбы.
И дальше выполнять предназначенье,
К которому приставлен вопреки.
Предчувствуя, что это восхожденье,
Не кончится, взойдя на небеса.
Ибо искал у господа спасенье,
Кем бы он ни был, пусть и сатана.