— Чего маешься, парень? Опять гонишь?
Петр Петрович. Сегодня с утра смирный, тихий. Очень внимательный.
— Чего ты вчера… в тетрадке — к суду готовишься?
— Чтоб не забыть, затрется. У меня статья… умственная.
— Кабы у тебя другой не было.
— Какой другой?
— Несолидная твоя статья. Ты малый серьезный, вон как с тобой носятся, а статья для тебя… стыдная.
— Кому стыдно?
— До трех лет! Кабы так, тебя б давно оприходовали. а они, видишь, держут.
— Ну и что?
— Другую вмажут.
— Сто семнадцатую?
— Чего захотел. А шестьдесят четвертую не желаешь?
— Сам придумал? — спрашиваю.
Глядит на меня вприщур, ох, не простой мужик, битый, верченый… Что ж так дешево прокалывается — в ы к у п а е т с я !
— Знаешь такую статью? — спрашивает.
— Слыхал, мне не по чину.
— Скромный ты у нас. А я почитал между делом, очень подходящая. А неподходящая — натянут. Я в квартиры заглядывал из любопытства — разве я родине изменял? С моралью не все ладно. Своя, как говорится, кухня. Нашенская. А у тебя вон чего… «Оказание иностранному государству помощи в проведении враждебной деятельности против СССР»…
— Я тут с какого боку?
— Иностранные господа — ты с ними Вась-Вась, а каждый из них — кто?
Глядит на меня вприщур, ждет. Подожди, и мне не к спеху. Боря был поумней. Тоньше.
— Думаешь, не дадут три года, расстреляют?
— Расстрелять — не расстреляют, а конфискация в статье предусмотрена. Вот они на что тебя тянут.
— Жалко, мы с тобой кореша, — говорю, — заглянул бы ко мне в квартиру по ихней наколке, почистил, им бы меньше досталось.
— Есть чего?
— Эх, Петрович, я про сапоги, а ты про пироги…Как же мне могло залететь в голову, что они оставят меня в покое? Так и буду переходить из рук в руки, от одного поумней, к другому — попроще, а цель одна —дотянуть, размазать, не выпускать из виду, сорвусь, не сегодня, завтра, не выдержу, через месяц, через шесть — зачем им торопиться?! У каждого своя крыса, думаю, ее не может не быть. А собственная душевная каша — не к р ы с а ? Проколюсь, сам себя в ы к у п л ю ! Потому они не спешат, кончится срок — продлят, дождутся чего хотят: затрепыхался — готов!
Простота, думаю, заглянул бы ко мне в квартиру, успокоился… Неужто они придумали? Поняли, расстрелом едва ли напугают, соображу, что липа, не то время, грубовато, кабы сперва размазали, всему бы поверил, на все согласен… Да и как не согласиться — м и л л и о н ы не верили, когда им предлагали матушку 58-ую! Разум не воспринимал, логика не вмещала — за что? Липа, шантаж! Но ведь… убедили. Как не убедиться, когда правда — вне разума, помимо логики и здравого смысла. Тогда нельзя было не поверить, а сегодня — сначала размазать, 64-ая — не 58-ая, другой опыт. П о к а не вышло со мной, да и не очень старались, нечем хвастаться; вяло, незаинтересованно, как на колхозном поле. Вот они и придумали: попробуем к о н ф и с к а ц и ю … Прокололись. И думать об этом не стоит. Нелепость. Пожалуй, с Герой следует поближе, думаю, чтоб перебить себя, выскочить из закручивающего меня колеса.
Гера… И робость его, и беззащитность… Кто посмирней, тот и виноват. Волки всегда выигрывают. В их волчьей игре. Слабы# человек, простоватый, но ведь и трезвость в нем, а надо ж, как запугали мужика, а может, сам полез, куда кроликам не положено? Кого у нас больше — таких кроликов, или тех, кто хоть кого схарчит, только попади на зуб? Жалко, нет статистики, кроликов, пожалуй, больше. Но разве Богу нужна статистика? Каждая душа стоит целого мира, кролик ли он, волчище…