- Рудаков Игорь, камера ноль-три. Сержант снял трубку теле-
фона внутренней связи.
- Узнал? — говорил он неведомому собеседнику. — Посмот-
ри там у себя, Рудаков , камера ноль-три... Нет. Понятно.
Он повернулся лицом к женщине, уже заканчивающей перекла-
дывать вещи и продукты в корзину.
- Выкладывай всё обратно, мамаша. Людмила Викторовна воп-
росительно взглянула на сержанта. — Нет такого в тюрьме, —
пояснил тот.
- Как это нет? А где же он? — растерянно спросила мать. Сер-
жант лишь развёл руками в стороны.
— Вот этого, мамаша, я не могу знать. Да и кто знает, тебе не ска-
жет. Извини — закрытое учреждение. Учреждение закрытого типа...
Людмила Викторовна вышла из здания и остановилась на крыль-
це, раздумывая, как ей поступить в сложившейся ситуации.
По дороге в направлении тюрьмы, медленно переваливаясь по
ухабам и шурша об щебёнку шинами, катился мышиного цвета
фургон.
— Кого-то привезли, — прозвучал из-за спины Людмилы Вик-
торовны, неприятный, скрипучий голос.
Позади стоял невысокий, щупленький мужичок. Одетый в пид-
жак и затёртые добела джинсы. Он лузгал семечки, наблюдая узень-
кими щёлками глаз за приближающимся к тюрьме фургоном.
- Кого привезли? — спросила Людмила Викторовна у незнаком-
ца.
- Кого, кого — заключённых, вот кого, — зевнув, ответил му-
жичок. — Этап из области прибыл.
Подождав двадцать минут, мать вновь вошла в помещение для
приёма передач. Всё тот же сержант недовольно окинул её взглядом.
- Ну что вам, мамаша? Я же вам русским языком сказал —
нет его в тюрьме.
- Послушай, сынок, позвони еще раз. Сейчас какой-то фургон
заехал. Может быть привезли?
Сержант, нахмурившись, снял телефонную трубку.
- Выкладывай, — махнул он рукой , после короткого
телефонного разговора.
- Спасибо тебе сыночек. Вот спасибо, выручил, — скороговор-
кой говорила Людмила Викторовна. Она торопливо выкла-
дывала привезённые вещи и продукты на стол для досмотра, слов-
но боясь, что сержант передумает и прикажет ей всё это убрать
обратно в сумку.
- Мне то за что спасибо? — потупился сержант, начиная ос-
матривать разложенные предметы.
- Как же, как же... — вытирая, неизвестно откуда набежав-
шую слезу, говорила мать.
Народу в транзитной камере было немного. Человек десять, две-
надцать. Все молодые, только что доставленные этапом на тюрьму
из областного центра арестанты. Среди них выделялся белый как
лунь старик с огромными мешками под глазами и характерной для
его возраста медленной, чуть сгорбленной походкой.
Рудакову, по-человечески было жалко этого деда. Всю жизнь,
прожив по закону, он уже перед самой могилой умудрился попасть
в тюрьму. Ему больше подошло бы сидеть где-нибудь на лавочке
возле дома и вспоминать с такими же, как он, стариками о пре-
жней «не то что нынешняя» жизни. Или забивать в домино «козла"
в тихом скверике парка. Но в этот интерьер дед никак не вписы-
вался..
Как рассказывал сам старик, будучи пьяным, он ударил соседа-
собутыльника ножом (типично-российское преступление), убить
не убил, но две недели сосед в больнице пролежал.
До суда дед гулял на свободе. Органы следствия приняли во вни-
мание его больное сердце и вообще неважное здоровье. Ещё утром
этого дня старик был свободен. Но суд решил по-своему — полтора
года общего режима и деда из зала суда повезли в тюрьму. В авто-
зеке ему несколько раз становилось плохо. Один раз даже пришлось
остановить фургон, чтобы достать из автомобильной аптечки пи-
люли для него.
— Куда уж таких сажают, — говорил, глядя на деда, арестант,
пальцы рук которого были унизаны фиолетовыми перстнями-на-
колками. — Его до зоны не довезут — кони двинет в столыпине,
если раньше на тюрьме не помрёт. Такому дряхлому что срок, что
расстрел — один хрен, смерть. Даже расстрел лучше был бы — не
мучался лишнего.
В транзитке старику опять стало плохо. К нему познали тюрем-
ного доктора. Осмотрев деда, тот только сокрушительно покачал
головой.