Вместе с едой Марецкому «зашло» и курево. Сигареты в пачках
не пропускались и были высыпаны в отдельный целлофановый
пакет.
- Может быть сесть, пересчитать? — указывая на сигареты,
спросил здоровяк.
- Зачем? — удивлённо заморгал глазами дядя Коля.
- Что бы узнать, сколько они взяли.
- Перестань —- махнул рукою мужичок. — Зачем тебе это нуж-
но? Всё равно никому ничего не докажешь. — И он, вытащив из
пакета одну сигарету, сощурившись, попробовал прочитать над-
пись, на ней.
- Не наши, — подытожил он свои неудачные попытки разоб-
раться в заграничных буквах.
- Мальборо, —закуривая, произнёс Толик.
Остальные сокамерники тоже задымили. Рудаков внимательно
смотрел на дядю Колю, на то, как он оценит сигареты.
— Хороший табак, — произнёс тот, выпускал изо рта облачко
дыма. Игорь улыбнулся. По затёртому виду дяди Коли, нельзя было
сказать, что бы он курил дорогие сигареты каждый день. Его, по-
крытые табачным налётом, пальцы скорее говорили о махорке; и
самокрутках, чем о сигаретах с фильтром.
После съеденной передачки и «заграничного» перекура в каме-
ре завялалась беседа. Разговаривали в основном дядя Коля и Ма-
рецкий. При чём, дядя Коля, как настоящий джентльмен, мог под-
держать разговор на любую тему. Чернявый малолетка постоянно
молчал или ограничивался односложными ответами на вопросы.
Рудаков пробовал вставлять какие-то фразы в этот разговор, но
вскоре он ему наскучил, и он перестал это делать, начав прогули-
ваться со сложенными за спиной руками в узком пространстве меж-
ду нарами и стеной, размышляя при этом, над своим последним
разговором с подельником.
Он склонен был поверить Стасу. Единственному человеку, на
которого, как казалась Рудакову, он мог положиться и кому мог
довериться в этих стенах.
И в тоже время, в глубине души, зарождалась какое-то смутное
беспокойство, какая— то необъяснимая тревога о том, что он в чём-
то ошибается, что Стас может использовать его безграничное дове-
рие к нему, в чём-то переиграть его. Уж слишком легко и просто,
если верить словам подельника, всё должно было получиться —
поменять показания, взять всё на себя, он выйдет, продаст квар-
тиру и всё — дальше свобода, с деньгами у нас редко кто сидит. И
всё же, Рудаков продолжал верить Стасу и надеяться на него, до-
верие ещё перевешивало в его душе все сомнения.
После вечернего чая, когда Здоровяк и дядя Коля свернули в
своей беседе на излюбленную тему, и Марецкий в превосходных
тонах начал описывать своего, как он его называл «малышку сен-
бернара», из «телефонной» трубы вновь послышался голос с хри-
потцой. Рудаков знал, что этот голос прозвучал по его душу и быс-
тро забрался под нары к местному «мобильному» телефону. Подель-
ники первым делом поприветствовали друг друга.
— Ну что? Надумал что-нибудь, — спросил Зароков.
Рудаков молчал. Перед ним стоял выбор.
— Этому человеку, единственному из всех меня окружающих, я
могу хоть сколько-нибудь верить, — напряжено думал он. И
в тоже время какое-то внутреннее чувство, возможно, его интуи-
ция, во всё горло кричало — «не верь ему».
Рудакову предстояло выбирать.
— Я возьму всё на себя, — говорил он в трубу, почти касаясь
той губами. — Я поменяю показания, везде буду говорить, что я
организатор... — он опять замешкался, не находя слова для того,
чтобы как то назвать то, что они со Стасом совершили, — .. И всё
такое, — продолжал Рудаков. — Но то, что я угрожал твоей се-
мье...— этого не прозвучит.
- Слушай, хорошо, что ты идёшь паровозом, но этого мало,
пойми, мало, -Рудаков слушал Стаса и на какое-то мгновение ему
вспомнился их недавний ночной телеонный разговор, случивший-
ся всего лишь несколькими днями раньше, но уже казавшийся та-
ким далёким, отодвинутый в памяти многими событиями, проис-
шедшими в течение этих дней. Тогда, как и сейчас, Стас был очень
убедителен, приводил Рудакову неопровержимые аргументы сво-
ей правоты. Теперь была совершенно другая ситуация, другие об-
стоятельства разговора и другие стены окружали их. А Рудаков слы-
шал всё те же доводы, которым словно аксиоме, нужно было лишь
верить. Но ему, почему-то не очень хотелось этого делать.