Рудакова, как вновь «заехавшего» на тюрьму, так же «выдерну-
ли» из транзиткой повели длинным коридором, по обеим сторонам
которого, за окрашенными в темно синий цвет дверьми, находи-
лись камеры с заключёнными. Во многих из них из-за жары «кор-
мушки» были открыты и из этих мини-окошечек ему слышалась
музыка и работавшие кое-где телевизоры. В некоторых камерах
на откидных заслонках «кормушек» крутили лопастями вентиля-
торы.
Пройдя почти что весь коридор, надзиратель приказал Рудако-
ву остановиться. Он встал лицом к стене, перед дверью непривычной
жёлтой раскраски с табличкой « Оперчасть» .
Надзиратель открыл дверь и жестом показал арестанту войти.
Рудаков вошёл и оказался в небольшой комнате с выкрашенными в
жёлтый цвет стенами. К правой стене, на расстоянии метра друг
от друга, были приделаны два столика и откидных сидения, чем-то
напоминавшие боковые места плацкартных вагонов. За дальним
столиком сидел высокий, как позже заметил Рудаков, белокурый
старший лейтенант и внимательно изучал вошедшего. Он жестом
укозал Рудакову место за вторым столиком.
— Кто это тебя, так? — спросил офицер, глядя на синяк под
глазом у Рудакова.
- Упал в РОВД. Глаза опера посмотрели на него, как показа-
лось Игорю, сочувственно...
- Топорно работают.
- Как умеют.
- Ну, что, Игорь Владимирович, рассказывай, что ты там натво-
рил.
Рудаков почти наизусть заучил ответ на этот вопрос, так ча-
сто он отвечал на него в последнее время. Н о впервые вопрос
был задан ему человеческим тоном. Перед Игорем сидел его ро-
весник и спрашивал его так, как будто они дружески беседова-
ли, где-то в месте более уютном, чем тюрьма. Внутри Рудаков
почувствовал симпатию к этому человеку, как чувствуют сим-
патию к незнакомцу, зная, что если бы не другие обстоятель-
ства, то он мог бы стать вашим другом. Но в тоже время голос
интуиции твердил ему — не расслабляйся, здесь может быть
скрыт подвох.
-Где пистолет взял?
- Нашёл.
- Другого я услышать и не ожидал. Где нашёл?
- В лесу.
Лёгкая улыбка скользнула по лицу опера.
- В Брянском лесу?
- Нет. В заречном.
- Почему я никогда нечего не нахожу? И хотел бы, да вот ни-
как не получается? А у вас, то в лесу, то в детской песочнице пис-
толеты лежат, — с иронией, говорил старший лейтенант.
Рудаков пожал плечами.
- Не знаю, каждому своё, кто-то находит, кто-то отнимает.
- Понятно. А машину зачем у мужика отобрали?
- Да не отбирали мы ничего. Попросили на два дня — он нас
не понял.
- Ещё бы. Тяжело понимать, когда на тебя пистолет направ-
лен. Хорошая машина? — спросил офицер.
- «Восьмёрка».
-«Восьмёрка» или «восемьдесят третья»?
- Я не разбираюсь, — ответил Рудаков.
- Понятно.
В разговоре повисла пауза, в ходе которой старлей перелисты-
вал какие-то бумаги, лежавшие перед ним на столе.
— В какую хату пойдёшь? — спросил он, оторвавшись от
бумаг.
— Не знаю. Я тут, у вас впервые.
Может, с кем-нибудь хотел бы сидеть?
Рудаков отрицательно покачал головой.
— С Зароковым, небось, в одну камеру попасть хочешь?
Хотелось бы, — отвечал Рудаков, — но мало ли какие мои же-
лания?
- Тебе с ним нельзя. Во-первых — подельник, а во-вторых, он
судимый, на строгом режиме будет сидеть, а ты — на общем. Руда-
ков безразлично кивнул.
- Врагов нет?
- Нет.
- А то, чёрт нас знает, группировщиков. Посадишь куда-ни-
будь не туда и пойдут разборки в камерах.
- Я не группировщик.
Опер недоверчиво посмотрел па Рудакова.
— Женат?
- Да.
- И дети есть?
— Дочь.
- Не пойму я тебя. Нормальный, вроде бы, человек. И вдруг
такое разбой, оружие. Зачем, тебе, всё эго было нужно?
Рудаков часто в последние дни задавал себе этот вопрос.
- Зачем? — думал он и те, прежние доводы, которыми он обо-
сновывал свои действия, казались теперь ему малоубедительными.
Ему хотелось риска. Ему хотелось быть первым, быть сильным,
быть тем, кто у нас зовётся суперменом или «крутым». Но для этого
нужен был антураж, нужно было внешнее оформление, нужны
были деньги, что бы купить на них это самое — внешнее оформле-
нии:. Престижное авто, золотые побрякушки, комфорт и многое
другое, что так манит молодых людей и если всё это становиться
для них лишь призрачным миражом, неосуществимой мечтой, то
на душе появляется осадок горечи и возникает чувство собствен-
ной неполноценности.