Ему пытался помогать в этих занятиях уже в годах мужик, круп-
ного телосложения, но с какими-то робкими и неумелыми движе-
ниями. От этой неуверенности всё валилось у него из рук. И Вов-
ик то и дело, вполголоса, чтобы не мешать Шамилю разговари-
вать, прикрикивал на мужика. Звали мужика Геной.
— Сейчас несу, Шамиль, — с каким-то раболепием в голосе,
проговорил Вовик и засуетился ещё больше.
- Давай быстрей. Целый час там копаешься. Чёрт... — и Ша-
миль выругался, наградив Вовика весьма нелестными эпитетами.
Рудаков впервые попал в тюрьму, однако, ему приходилось бы-
вать в одних компаниях с людьми судимыми. И он знал, как они
резко реагируют на некоторые выражения и слова. В таких ком-
паниях каждое произнесённое слово должно было иметь свой смысл,
здесь же Шамиль крыл этих двоих отборным матом не особо стес-
няясь в выражениях, и они молча сносили это, с какой то рабской
покорностью. В камере, и Вовик, и Гена, находились на положе-
нии «шнырей», выполняя всякую работу, которую поручал им
Шамиль. И при неправильном, а порой и при правильном выпол-
нении этой работы, они получали от Шамиля затрещины и удары в
грудь. По лицу он не бил, что бы на ежедневных проверках не замет-
но было синяков. Шамиль всячески унижал их. И в тот день, когда
в три-шесть вошёл Рудаков, эти двое являлись фактически его пол-
ными рабами. Он не только указывал им что делать и как делать,
но и говорил, когда им ложиться спать, где ложиться, что и когда
есть, бил их от нечего делать, в общем, был им полным хозяином.
Самое поразительное было то, что и Вовчик, и Гена, воспринимали
всё происходящее как должное, смирившись и привыкнув к свое-
му униженному существованию.
Кроме двух «шнырей», Шамиля и Рудакова, в камере сидели
ещё два арестанта. Один молодой, немногим за двадцать пацан,
сидевший уже три месяца в этой хате за наркотики. Звали его Па-
шей и он, так же как и Игорь, был из областного центра. Другой,
коренастый, широкоплечий, возрастом — немного за тридцать лет
мужик, со сломанным носом и наколкой тигра на левой стороне
груди. Звали мужика Николаем, но чаще сокамерники именовали
его Кольком. Как и Шамиль, они спали на более «почётных» ниж-
них шконках и предпочитали ни во что, происходящее в хате, не
вмешиваться.
Шамиль был лидером камеры. В любом коллективе, а особен-
но, в таком замкнутом коллективе, каким является тюремная ка-
мера, обязательно есть свой лидер и обязательно должен быть аут-
сайдер. Все остальные располагаются в пространстве между ними,
кто-то ближе к лидеру, кто-то ближе к аутсайдеру. Кто был на пос-
ледних местах в три-шесть — догадаться не трудно.
Как настоящий лидер, Шамиль жил в камере на «широкую» ногу.
Под шконкой у него стояли два здоровенных баула, из которых, он
периодически извлекал чай и сигареты. При этом сам он предпочи-
тал курить «Пётр», на общак же ложил пачку «Примы», сопровож-
дая этот жест разговорами на тему — «что бы вы без меня делали,
я вас пою-кормлю, курить вам нахожу и так долее «. Всё это гово-
рилось таким тоном, что Рудакову после этих слов не хотелось не
курить, ни есть.
Шамиль чувствовал себя полным хозяином в камере. Чай и ку-
рево — основная тюремная валюта, были его. В хате работал его
телевизор. Сокамерники играли в его шахматы и нарды. Притом,
что в камере, по тюремным меркам, был достаток, Шамиль никог-
да ничего не передавал соседям, когда те, остро нуждаясь в чём-то,
«засылали в три-шесть ноги».
Продукты, которые хранились в камере на подоконнике перед
«решкой», так же, видимо принадлежали Шамилю. И никто не имел
права снимать их оттуда, кроме него самого. Шамиль строго сле-
дил за расходом продуктов, варя по вечерам из них суп. Шныри же
ели тюремную баланду, в которую Шамиль, смотря по своему на-
строению, мог добавить им шкурки сала или несколько капель рас-
тительного масла.
Вечером следующего дня, Рудаков, несмотря на всю свою за-
рождавшуюся неприязнь к Шамилю, попытался завести с ним раз-
говор о том, как бы ему изменить первоначальные показания и ото-
слать их прокурору.
- Зачем тебе их менять? — с какой-то неохотой, жуя в уголке
рта спичку, произнёс Шамиль.
- Подельник говорит, что будет лучше, если один из нас ока-
жется на свободе.
- Это понятно. На свободе, конечно же, должен оказаться он?
Рудаков кивнул.