Игорь рос без отца. Он был её единственной радостью и единствен-
ной надеждой в жизни. Был для неё тем маленьким, крошечным че-
ловечком, для которого она жила и с появлением которого её жизнь
приобрела какой-то прекрасный и возвышенный смысл. И теперь, не
спя ночью в своей холодной, пустой квартире, Людмила Викторовна
вспоминала о своём сыне. Она вспоминала о том, как ещё совсем ма-
ленького, брала сынишку с собой на демонстрации. Как мальчик ра-
довался большим, надутым водородом и потому всегда готовым уле-
теть шарам. Вспоминала о том, как Игорь пошел в школу, как она
радовалась его первым хорошим отметкам, а позже, его спортив-
ным грамотам, которые он регулярно привозил с соревнований. По-
мнила, Людмила Викторовна и о том, как после окончания восьми
классов, сын на время каникул устроился работать на её родной завод,
где Людмила Рудакова всегда была на хорошем счету и её портрет час-
тенько украшал «Доску почёта» возле проходной.
Вспоминая всё это, мать постоянно задавала себе вопрос:
— Где, где, она недосмотрела? Где был тот поворот, привед-
ший Игоря к преступлению? Она не находила ответа и лишь слезы
текли по её, уже немолодому лицу.
ГЛАВА 13
Отдав, как уже известно, нашему читателю, на утренней про-
верке незапечатанный конвент с письмом. Незапечатанный, пото-
му, что в тюрьме существует цензура. И вся приходящая арестан-
там и уходящая от них корреспонденция обязательно прочитыва-
ется.
Так вот, отдав письмо, Рудаков забрался на верхний ярус своей
«шконки» и лёжа стал рассматривать мотылька-шелкопряда, пы-
тавшегося пробраться сквозь стальные «реснички» в камеру. Ему
вспомнилось, как каждый вечер десятки таких мотыльков залета-
ли в это помещение, залетали, стремясь к свету, лившемуся от лам-
почки ночника. От шума их крыльев по камере плыл, непрекра-
щающийся треск и рокот.
— Вовик, убери это, — вальяжным жестом показывая на мо-
тыльков, говорил Шамиль.
Вовик снимал тапочек и начинал колотить им порхающих на-
секомых. Когда же с мотыльками было покончено, он сметал их
веником в одну грязно-белую кучу, в которой виднелись круглые
тела мотыльков, их поломанные крылья и выбрасывал их в таз для
мусора.
— Чем-то мы похожи на этих мотыльков, — думал Рудаков. —
Вот так же летим к далёкому, призрачному свету. Летим, преодо-
левая все преграды для того, чтобы оказаться в западне и погиб-
нуть под чьей-то недрогнувшей рукой.
Утром этого дня, сразу после завтрака, который раздавали в
тюрьме в шесть часов, Пашу «выдернули» на этап.
— Всё, парняги, поехал я на суд, — говорил он, упаковывая
вещи. И хотя знакомы они с Рудаковым были «всего ничего», без
Паши камера для Игоря сразу как-то опустела и поскучнела.
Шамиль проснулся к обеду. Не поднимаясь со «шконки», сразу
же закурил. Шныри, с его пробуждением моментально засуетились.
Один принёс ему пепельницу, другой поставил кипятиться воду под
чай. Шамиль широко зевнул и осмотрелся.
- А где...? — кивнул он на пустующую «шконку» Паши, обра-
щаясь к Вовику. -
- На этап с утра забрали.
Шамиль посмотрел на Рудакова и как то зло улыбнувшись, спро-
сил:
- Ну что, когда должок отдавать будешь?
- Какой должок? — не поняв о чём идёт речь, переспросил
Игорь.
- Сто долларовый.
- Я тебе ничего не должен.
- Как это ничего не должен? — с притворным удивлением в
голосе говорил Шамиль. При этом его вопросе «шныри» подобост-
растно заулыбались.
- Неделя прошла, — продолжал Шамиль, — ты мне не сто, ты
мне двести долларов уже должен. Рудаков понял, что конфликта
не избежать.
- Я тебе уже сказал, что никаких ста долларов у тебя не брал.
Да и не было их у тебя, — говорил Рудаков, чувствуя, как ярость,
вспыхнувшая в нём, начинала разгораться с всё большей и боль-
шей силой.
- Ты сказал, да кто ты такой, что бы чего-то здесь говорить?
Ты — «крыса» и твоё место вон там, на «дальняке».
- Сам, ты, «крыса», — резко ответил Рудаков.
Шамиль не ожидал такого сопротивления. Привыкший к все-
властию и вседозволенности в камере, он впервые почувствовал
серьёзный отпор, и его впервые назвали «неправильным словом».
- Ах, ты, пидор, — вскакивая со «шконаря», уже не говорил, а
скорее рычал он.
- Кто пидор? — ярость подошла к высшему пределу у Рудако-
ва. Он левой рукой, вложив в неё всю свою ярость, ударил против-
ника в широкую грудь.
Взбешённый Шамиль, бешено сверкая глазами, набросился на
Рудакова. Завязалась драка.