Выбрать главу

Перемены были в нём разительные. С недельной небритостью
на лице, и тех же рубашке и брюках, но уже измятых и грязных от
нар «Литейки», он уже не робко, как в первый раз, переступил по-
рог, а решительно забежал в камеру и прямо с порога разразился
ругательствами.

— Козлы, менты поганые. Что делают, гады. Понацепили по-
гон, сволочи. — Всё это так контрастировала с тем Юрием Митро-
фаповичем, который, вошёл в камеру двумя неделями раньше и
«был всю жизнь с народом», что трое арестантов, с интересом смот-
ревших на происходящее, дружно захохотали.

Впечатлений от поездки и от ИВС у Юрки было так много, что
его рассказами заполнился весь вечер. Своё повествование он гус-
то шпиговал выражениями «по фене», которым обучился всего лишь
за две недели. Это так непривычно было слышать из его уст, на-
столько эти слова, произнесённые им, резали слух, что всякий раз
вызывали смех у сокамерников.

Председатель снова пробыл в камере недолго. Неделю спустя,
его вновь забрали на этап и больше в хате он не появлялся. Навер-
ное, его всё-таки «нагнали». Видимо, родня собрала денег, и Юрий
Митрофанович откупился от правоохранительных органов, а мо-
жет быть, всё-таки восторжествовала справедливость, хотя в это
не слишком то вериться.

ГЛАВА 20

Вторая половина лета началась с похолодания. Дожди и холод-
ный ветер сменили духоту и сушь начала лета.

Глядя на посеревшее небо, Рудаков думал о том, что в такую


погоду было легче находится в этом запертом, отгороженном от

всего мира, решеткой, помещении. Когда он видел через прутья
решётки яркое, палящее солнце, голубое, манящее небо, всё внут-
ри Игоря начинало натяжно ныть и проситься туда, в этот солнеч-
ный день, туда, где это чистое, голубое небо над головой.

— То ли дело теперь, — размышлял он, глядя на рябую от ка-
пель дождя лужу.

В камере стало холодно. И вскоре Рудаков на себе почувство-
вал всю «прелесть» бетонных полов. Его постоянно мучил кашель,
и из-за насморка, носовой платок приходилось стирать ежеднев-
но. В камере свистели непрекращающиеся сквозняки, которые
походили на приличной силы ветер. В жаркую погоду сквозняки
спасали от духоты, с наступлением холодов они из друзей превра-
тились в худших врагов, от которых не было ни какого противо-
ядия. Окно в камере, или более привычно - »решка», не застекля-
лось. На зиму её закрывали деревянной рамой, обтянутой целло-
фаном. Но «зимний сезон» начинался лишь с наступлением сен-
тября. В это время, кроме рам, арестантам выдавали «хозяйские»
одеяла, хотя многие из заключённых, предпочитали иметь свои,
домашние одеяла. Рудакову также в последней передачке из дома,
прислали одеяло, и этот вопрос его не волновал. Но всё равно,
под утро, несмотря на конец, июля, температура в камере опуска-
лась до довольно низкой отметки, и Игорь замерзал даже
под одеялом.

Старик Каргин, спавший на нижней «шконке» возле «решки»,
начал на ночь заделывать решетчатое окошко камеры полиэтиле-
новыми пакетами. В первую же ночь, они чуть не задохнулись от
подобного утепления. Проснувшись утром все арестанты ноль-три
чувствовали головную боль и слабость, Кислород в камере был на
исходе. Приходилось делать глубокий вдох, чтобы надышаться,
насытить этим продуктом дыхания лёгкие.

— Чаю, чаю надо срочно, — говорил старик, срывая целлофан
с «решки». — Ещё часа три и угорели бы.

Он заварил чифиру. После нескольких глотков Рудаков и его
сокамерники почувствовали облегчение. Головную боль и вялость
как рукой сняло.

— Хорошее лекарство, ты, приготовил.
Каргин довольно улыбнулся.

— Знаешь, история такал случилась где-то на севере. В одном
лагере зеки дохнуть стали от какой-то загадочной болезни. Врачи
ничего не поймут, все лекарства перепробовали — бесполезно. А
потом заметили, что к тем, кто чифиририт зараза не пристаёт. И
чнфир стали всем давать... Ну, как на вроде лекарства. Зараза сразу

отступила. Незнай, на самом дело так было, не знай, выдумали?
Только уж, больно на правду похоже. «Решку» больше полностью
не заделывали, оставляли небольшой просвет.

В один из дней, взгля-
нув на самодельный переводной календарь, Рудаков увидел, что
прошёл его первый месяц в неволе. Он сказал об этм.