- Геннадий Васильевич, вы не могли бы мне в следующее наше
свидание принести книги?
- Какие? — грустно смотря на арестанта, произнёс адвокат.
- Поэзию — Ахматову, Цветаеву, Гумилёва...
- Тебя интересуют футуристы? — чувствуя, что разговор с этим
парнем становится для него всё более и более интересным, спрашивал
Гордиевский.
- Да. То есть, нет... Меня интересует вся поэзия. Всё — Пуш-
кин, Лермонтов другие классики, современные поэты. Мне тут слу-
чайно книга Вознесенского попалась «Человек породы сенбернар"
называется, здорово пишет, а так, в основном, журналы литера-
турные читаю. У нас в камере много «Юности» конца восьмидеся-
тых. Там много о поэтах — Северянин, Ходасевич, Хлебников
«Столбцы» Заболоцкого. Для меня всё это очень интересно.
- Так, ну я, пожалуй, закончил, — поднялся Реме-
зов. Он почувствовал, что занятые разговором о поэзии адвокат и
его подопечный, совершенно забыли о его присутствии. Сам он был
далёк от темы разговора и поэтому, решил, что лучшим для него
будет удалиться.
- Геннадий Васильевич, вы поедете со мной?
- Да, да. Подождите меня, пожалуйста, в машине, я сейчас при-
ду — буквально десять минут, — ответил адвокат.
— Отдыхай, — Ремезов протянул Рудакову руку, и после руко-
пожатия, вышел за дверь.
Рудаков с адвокатом остались одни. — Можно ещё сигарету? -
спросил Игорь. Гордиевский протянул ему пачку.
— Оставь себе, — произнёс адвокат, увидев, что Рудаков выта-
щив сигарету, протягивает ему пачку обратно.
— Благодарю.
Гордиевский достал из чёрного дипломата, с которым пришёл
новую пачку сигарет и распечатав её, закурил.
— Я поищу для тебя книги, — он смотрел на Рудакова задумчи-
выми глазами, которые от частого курения казалось, пожелтели.
- Не важные у тебя дела.
— Я знаю, — ответил Рудаков, внешний вид которого, сразу
изменился. Лицо сделалось равнодушным и на глаза опустилась
пелена безразличия, словно то, о чём им предстояло говорить, со-
всем его не интересовало.
— Я ознакомился с материалами дела... Зацепиться негде. Ру-
даков хмуро кивнул.
— И ещё — о пистолете... — адвокат как-то осторожно осмот-
рел комнату, уделив особое внимание углам потолка. — Придер-
живайся своих первоначальных показаний. Ни в коем случае не
меняй их. Если будут вызывать на всякие там беседы, помни, что
ты имеешь право сохранять абсолютное молчание. Скажешь, что
будешь говорить только в моём присутствии.
Рудаков усмехнулся.
- Уже беседовали.
— И как?
- Пока всё нормально.
Гордиевский сочувственно посмотрел на своего подзащитного.
- В камере как? Проблем нет?
Рудаков отрицательно покачал головой.
- Были. Даже под дубинал попадал. Теперь нет.
При слове «дубинал» адвокат как-то неестественно вздрогнул и
снова посмотрел в угол потолка.
- Про дело своё никому не рассказывай, а то всякие люди с
тобой сидеть могут.
Рудаков кивнул.
- И вот ещё что. Ты парень сообразительный. Давай с тобой
так сделаем. К следующему моему визиту, запиши, где-нибудь у
себя в тетради все зацепки, всё, за что мы можем хоть немного
зацепиться на суде. И своё мнение о том, как нам лучше будет на
суде защищаться. Хоть я и ознакомился с материалами дела, но ты
всё равно знаешь про него больше моего.
- Хорошо.
- Ну, мне пора. Приятно было познакомиться, — сложив блок-
нот и тетради, в которых он так ничего и не пометил, в дипломат,
адвокат поднялся со стула. — Удачи тебе.
Адвокат вышел. Вскоре, всё тот же надзиратель — молодень-
кий сержант, отвёл арестанта в камеру.
ГЛАВА 22
Для Рудакова снова потянулись однообразные дни тюремного бы-
тия. Однообразие это лишь изредка прерывалось письмами из дома.
Мать писала регулярно. От Лили письма приходили всё реже и реже.