Мы приведём ниже некоторые места из его повествования, ко-
торые, на наш взгляд, интересны и в чём-то, даже поучительны.
— Первый раз я подсел ещё в четырнадцать лет. Сам я с Горь-
ковской области, село Починки. Может, слышали? У нас там ко-
незавод — на всю Россию гремел... Семья большая была —
пять, ртов. Мать нас, почитай в одиночку кормила. Отец инвалид.
Без ноги, ногу ему на войне оторвало. Пил много. Ещё не ста-
рый был, а пил... Видимо тоска его какая-то брала. Что мать не
зарабатывала — всё пропивал. Поначалу, он, где сторожем, где
шахтёром работать устраивался, но чем дальше пил, тем хуже..
Он от водки и умер. Пьяным в метель замёрз.
Бил мать постоянно, а она ничего... Терпела его и даже жале-
ла как-то, по-женски. Тогда ведь мужики — редкость были, сколько
на войне поубивало, Вот она, поди тоже думала, что лучше уж такой
- чем никакого. Когда отец буянил, я из дому убегал. Поначалу
мать меня искала, по милициям, да по друзьям ходила, а потом
перестала. Привыкла, должно быть. Да я всё время возвращался. Я
в семье старший был. У матери, кроме меня забот хватало. Вот и рос
сам себе хозяином, а воспитателем моим улица была. Жил в
посёлке, такой — Шурка Глодов. Лет двадцать пять ему тогда было.
Судимый, его позже, года через три, мёртвым на железной дороге
нашли. Говорили, что чурки его в поезде убили и выбросили. Может
так оно и было — Шурка, парень бесшабашный был. Интересно с
ним было — умел рассказывать...
Старик прервался, закашлявшись. И сплюнув харкотину про-
должал:
— А что нам, пацанам зелёным — рот раскроем и слушаем, как
Шурка нам про воровскую жизнь поёт. Сам он не работал нигде, а
одевался всегда с иголочки. Папиросы дорогие, курил. Он для нас... —
дед замешкался, подбирая лучшее слово— ... ну чем-то на вроде бога
был, только, что не молились мы на него. А так всё, и одеваться стара-
лись, одежду носить, как Шурка, разговор его копировали, походку.
Бывало — идёт он по улице, даже собаки дворовые и те на него
лаять бояться. Подойдёт к нам с папироской в зубах, с каждым
поручкается, — Как она жизнь, шпана? — спросит.
Вот так сидели мы раз летом. Вечерело. Помню, день жаркий
был, а к вечеру благодать — прохлада, ветерок. Наверное, этим
ветерком Шурку к нам и принесло, — старик улыбнулся, приняв-
шись разминать бумагу для очередной самокрутки.
- Подошёл он к нам — одет не как всегда, без шику, по-про-
стому, как работяга фабричный. Поздоровались. Он папиросами
всех угостил. Потом поворачивается ко мне и говорит: «Отойдём,
мол. Разговор есть.»
- «Послушай», — говорит, — «ты парень уже взрослый. Хва-
тит тебе штаны на лавках протирать, на девчонок пора уже загля-
дываться. А девчонкам — что? Девчонкам подарки нужны, без де-
нег ты им ни к чему. Пора тебе самому деньги иметь.»
Я от этих его слов как на крыльях взлетел. Чем я ему так пока-
зался? До сих пор не пойму. Только от этих Шуркиных слов, я бы за
него в ту минуту, наверное, горы бы свернул. Короче говоря, пошёл
я в тот вечер первый раз с Шуркой на дело. Жил я тогда впроголодь,
поэтому-то ни росту, ни весу во мне большого не было — маленький,
худой, в любую дырку в заборе, в любую форточку залезу.
Хат пять мы взяли. Особых денег я от этого не имел. Весь навар
Шурка забирал. Но на папиросы монет у меня тогда хватало. Да и
пацаны окрестные стали ко мне с большим уважением относится.
Я в их глазах сразу в авторитете вырос.
На шестой хате повязали меня, на засаду нарвались. Я как в
форточку нырнул, а там менты. Шурка то сразу дёру дал, а мне
браслеты одели. Суд два года малолетки дал. В колонии ещё два
добавили. Вышел уже в восемнадцать. Вообще-то, как восемнад-
цать исполняется, на взрослую зону, на общий режим везут. Да
мне там до звонка — месяц оставалось. Режимник мне говорит :
«Сиди, а то, пока документы оформим, пока довезём — тебе уже
выходить пора»