После краткой паузы подполковник спросил:
— Почему вы обратились ко мне?
— Потому что я выбрал вас как наиболее подходящую для моих целей инстанцию. Но в чем же дело, полковник? Разговор со мной не делает вам чести? Пустое! Вам мало сказанного? Вы еще не поняли, почему я делаю что-то в вашем номере. Делай, Вася!
Вася снова выпустил газы. Подполковник проигнорировал.
— Я делаю во имя отцовских костей, которые, оказавшись под могильной плитой и обратившись в прах, взывают, взывают и взывают, — закончил Виталий Павлович свою мысль.
— А освободить брата без посторонней помощи, следовательно, не в вашей власти?
— Я намерен избежать лишнего шума.
— Вы рассчитываете на меня?
— Именно.
— Зря! — Подполковник позволил себе усмехнуться.
Усмешка, впрочем, вышла слабой, бледной, почти жалкой. Бизнесмен и будущий депутат Дугин — человек неотчетливый, разболтанный, такому если противостоять, то непременно во всем блеске офицерской выправки. Но уныние внезапно овладело, и сквозь это уныние, обращенное на нечто общее и характерное в человеческих судьбах, как они представлены на фоне современности, подполковнику провиделся успех именно Дугина, тогда как ему, может быть, предстоит некоторым образом пасть. Офицеру вдруг показалось, что противоречащая уставу щетина покрывает его лицо и происходит это еще быстрее, чем растет — в мире, удаленном и даже огражденном от его реальности в качестве служивого человека, — авторитет его непозволительно, непростительно наглого гостя, и он невольно провел ладонями по щекам.
— Нет, Федор Сергеевич, не зря, — внушительно возразил Дугин-старший. — Не сопротивляйтесь, бесполезно. Я понимаю, офицер, оттого становитесь на дыбы, очень не хочется или даже не положено ронять пресловутую офицерскую честь, но позвольте заверить: чем быстрее мы найдем общий язык, тем меньше ваша честь пострадает. Вчера вы убедились, и это открыло вам глаза, да, вы увидели, из лагеря можно сбежать, не правда ли? Вы же не хотите, чтобы я оказал давление? Так не увиливайте от удовлетворительного ответа и полюбовного соглашения. Этот беглец, как его, Архипов, он теперь как кость у вас в горле. Репутация, ай, репутация бедного офицерика подмочена! Очень он вам подкузьмил. Что, выкусили? А может, и карьера вся пошла прахом? Бога, скажу вам конфиденциально, нету, а я перед вами, и Вася снова может пукнуть, если я распоряжусь, и вам нас с Васей и прочими не избыть. Ладно, не огорчайтесь, все, Федор Сергеевич, поправимо. И не забывайте, что я вас уже повысил в звании.
Подполковник был поражен: как быстро распространяются слухи! А он и не знал. Жил в прекрасно обустроенном царстве надежной, проверенной информации, рапортов, докладов, протоколов, указов, а тут, оказывается, вон что ползает по земле, вон что сбивает честного и прочного человека с ног! Какое болото! Сколько гнили! И как все серо! Подполковник постарался взять себя в руки. Серьезно и значительно оглядев развалившегося в кресле гостя, претендующего на роль хозяина Смирновска, он высказал заветную мысль:
— Удачный побег — это, если брать данность в качестве основополагающей, а вчера мы удостоверились, что не взять нельзя, всего лишь случайное стечение обстоятельств. — Как будто разгоняя туман или павшую на глаза пелену, он медленно провел рукой перед своим лицом, посеревшим уже; повторяя, словно в забытьи, этот жест, он монотонно бубнил, уверяя собеседника, что случайность не следует принимать за закономерность. Архипову повезло. Архипов, можно сказать, как раз и есть сама случайность, следовательно, далеко не всякому дано стать Архиповым, а возможно, что и никому. Многим, очень многим стоит призадуматься, как бы усидеть на пригретом месте, а не пускаться в сомнительные и рискованные авантюры. Виталию Павловичу Дугину лучше не пускаться. Ему, подполковнику Крыпаеву, пожалуй, тоже. Им ли подражать Архипову, который, став олицетворением случайного стечения обстоятельств, и сам случаен как ничто другое в этом мире? Подполковник рассуждал: — Ведь что такое Архипов? Сказка для простаков, пища для праздных умов… Миф!