Выбрать главу

Понятно, – сказал он, однако в свои выводы друга не посвятил. – И давно ты тут ковыряешься?

– С утра.

– Не густо, – покачал головой Окуркин. – Земля как гранит. Ты так будешь до первого снега её окучивать.

– Я тоже так думаю… – согласился Тютюнин. – Была бы у меня фреза…

– Какая фреза?

– Которой старый асфальт срезают… Два прохода, и дело сделано.

– Фреза – это да. Без фрезы здесь делать нечего… – повторил за Серёгой Окуркин и почесал нос, что было первым признаком очередной окуркинской идеи.

– Я вот чего подумал, коллега… – Окуркин ещё раз почесал нос, и идея в его голове сформировалась полностью. – У меня знакомый метростроевец есть, думаю, он поможет нам с оборудованием.

– А я потяну по деньгам? – осторожно осведомился Тютюнин.

– Никаких денег и не нужно. Услуга за услугу. Он нам оборудование, а мы ему поможем из шахты мотор поднять с медной оплёткой. Он себе его давно отложил, только поднять не было возможности.

– А теперь что же?

– А теперь возможность будет.

Из «красного уголка» вышла Люба.

– Здорово, принцесса! – поздоровался Окуркин.

– Здравствуй, Лёш, – осторожно ответила Люба, подходя ближе и внимательно глядя на карманы гостя – не оттопыриваются ли они не ко времени привезённой пол-литрой.

Поняв, о чем думает тютюнинская супруга, Леха широко улыбнулся и развёл руками.

– Да ты что, Любаша! Ты же знаешь, с моей Ленкой в такие шутки играть нельзя. Расправа будет короткой.

Тютюнина кивнула. Её приятельница, Окуркина Лена, была на полторы головы выше Лехи и имела в своих руках достаточно силы, чтобы свернуть в колечко лом. Не большой конечно, а так – средних размеров.

Окуркина стеснялась своей силы и не раз признавалась, что сильно пугается, отвесив своему благоверному очередного леща.

– Представляешь, Любаш, пульну его несильно, а он отлетит, болезный, к стенке, ударится в неё и сползёт на пол да ещё глазки закатит. Я тут же в слезы – все, думаю, овдовела… Потом гляжу нет, живой…

Несмотря на такую тяжёлую артиллерию, Окуркин время от времени уходил в загул, как правило, в компании с Серёгой, которому тоже в таких случаях доставалось дубовой скалкой.

– Почему, Лён, они у нас такие непонятливые? – бывало, спрашивала Люба Тютюнина у подруги. – Вот ведь и достаётся им, а они опять напиваются. Завтра пятница – опять наклюкаются.

– Наклюкаются, подруга, наклюкаются, – обречённо вздыхала Лена, поводя богатырскими плечами. – Это потому, что они у нас шебутные и отчаянные.

– Отчаянные, – соглашалась Люба, и они с Леной молча смотрели телик, осознавая, как какие-нибудь декабристки, свою нелёгкую женскую долю.

– Я просто приехал дачу вашу посмотреть, – сказал Леха.

– Ну и как, нравится? – сразу загорелась Люба.

– Да, красиво. Такой красной глины я нигде ещё не видел. Из неё охру можно делать.

– Правда? – поразилась Люба. – А зачем?

Из «красного уголка» выглянула Олимпиада Петровна. Заметив Окуркина, она тотчас выбежала наружу, позабыв снять кухонный фартук с надписью «Аи лав Ю-Эс-Эй».

– Что, доча, перехватила наркокурьера?! Подскочив к Лехе, Олимпиада с криком замахнулась на него дубовой скалкой.

– А ну скидывай дозу, дохлик!

– У него ничего нет, мама, – доложила Люба.

– А чего тогда приехал? – удивилась тютюнинская тёща, нехотя опуская скалку.

– Я Сергея хотел на речку пригласить, на Каменку, – скромно улыбнувшись, сообщил Окуркин.

– Да? Купаться захотелось? А кто целину будет возделывать – две слабые женщины?

– Нет, об этом не беспокойтесь. Мы с Сергеем завтра приспособление привезём и буквально весь ваш участок перекопаем.

– Весь? – с сомнением уточнила Олимпиада Петровна.

– Буквально, – уверенно кивнул Окуркин.

– Ну-ну, маркшейдер.

– Моя фамилия Окуркин, – обиделся Леха.

– Ну ладно, раз так, езжайте мыться, – согласилась Люба. – Только никаких выпивок. Ты понял, Сергей?

– Конечно, – обрадовано закивал Тютюнин. – Поплавать очень хочется. Давно я не плавал.

3

Неглубокая Каменка подпрыгивала на глинистых порогах и вилась меж песчаных, поросших соснами холмов. Тютюнин и Окуркин высадились из «запорожца» в том месте, где она омывала берег детского лагеря отдыха «Синий ручеёк».

– Хорошо здесь, тихо, – заметил Тютюнин.

– Это пока у детишек тихий час. В нашем распоряжении… – тут он посмотрел на часы, – сорок пять минут… Уложимся?

– Уложимся, – ответил Сергей и, забросив брюки в «запорожец», стал спускаться к воде.

Усевшись на неглубокое дно, друзья, блаженно щурясь на солнце, на мгновение забыли о своих проблемах. А проблемы у них были.

Во-первых, у них сломался множительный аппарат. Сделанный из старой хлебницы, он запросто копировал алюминиевые банки, которые затем можно было сдавать как лом цветных металлов. Маленькие человечки – тыклики, изготовившие этот чудо-аппарат, давно уже не выходили на связь с Тютюниным, и неизвестно было, собирались ли выйти вообще когда-нибудь.

Второй проблемой был старый стадион «Локомотив», где прежде у Серёги и Лехи был собственный участок под трибуной, с которого они добывали во время матчей пустые банки из-под пива.

Пока работала хлебница-множитель, друзья имели стабильный приработок. Они даже продали участок, поскольку были уверены, что хлебница будет работать вечно.

Однако они ошиблись. Агрегат сломался, стадион же «Локомотив» закрыли на якобы реконструкцию, а потом, нежданно-негаданно, над трибунами начали быстро расти стены сорокаэтажного жилого комплекса «Ассоль».

Леха и Сергей вместе с жителями района ходили митинговать и ложиться под бульдозеры, однако нарвались на контратаку милиции, которой руководил чиновник из городской мэрии.

– Ты знаешь, меня сегодня на участке мухи кусали, – задумчиво произнёс Тютюнин.

– И чего?

– А то, что кусачие мухи прилетают только осенью.

– Наплюй. Меня сейчас другие вещи интересуют. Более важные.

– Это какие же ?

– Думаю, мне известен настоящий способ очистки. Последний и окончательный.

Тютюнин, полоскавший руки в тёплых струях Каменки, на мгновение замер, потом медленно повернулся к Окуркину:

– Ты чего это? Опять?

Окуркин ничего не ответил. Вот уже несколько месяцев в разговорах приятелей это была запретная тема, потому как у обоих ещё не изгладились из памяти приключения прошлого лета.

А началось все с наследства, которое оставила Лехе его бабушка.

Наследство как наследство – деревенский домик с трубой. Ничего примечательного, если не считать того, что бабушка при жизни очень расходилась в убеждениях с материализмом.

В погребе под домом независимой старушки внук Леха обнаружил целый склад спиртовых настоек неизвестного назначения. Однако воспитанный на российских традициях Окуркин назначение всякого спиртосодержащего продукта понимал вполне определённо. Пить – и все тут. Но поскольку в силу все тех же традиций пить один Окуркин не любил, он призвал на помощь друга Серёгу.

Первая же проба едва не закончилась для приятелей трагически – их чуть не съели странные существа, к которым Сергей и Леха попали после принятия одной из настоек.

По возвращении в родную реальность друзья с перепугу решили напрочь забыть о складе спиртовых настоек, однако держались этого решения недолго.

Они предпринимали попытки произвести очистку драгоценного продукта, однако снова и снова попадали в неприветливые миры, претерпевая в них лишения и откровенный мордобой.

– Ты чего, опять за старое? – строго повторил свой вопрос Тютюнин, поскольку Леха сделал вид, что не расслышал.

– Я не за старое. Я просто хотел с тобой поделиться. Мне же не с кем поговорить. Заведи я эту байду при Ленке, она с меня иероглиф сделает…