Но вот на ринг вышел Алф Хеллот.
Начало боя сулило полное разочарование. Алфик явно не заводился, да и учитель, который провел почти пятнадцать раундов, оспаривая первенство с самим собой, передвигался уже не так легко. Пританцовывая вокруг Алфика, он направлял в цель все менее точные и хлесткие серии ударов, а противник с каждым разом все легче уклонялся. Уходил от ударов. Избегал активного боя. Не оказывал сопротивления. Учитель — глаза чуть видно над перчатками — подзадоривал, все больше раздражаясь:
— Прими боевую стойку, Хеллот! Закрывайся! Выше перчатки, парень!
Алфик не реагировал. Он не стремился проявить себя, вообще ничего не добивался. Ему вся эта затея казалась нелепой. Но одно ему было ясно. Честолюбивый и красный Алфик Хеллот умел провести границу и упорно ее защищать. Постоять за себя и за всех нас. И теперь он ощутил, как что-то назревает. Мы тоже ощутили — почувствовали, что воплощаемся в теле, кулаках, мускулах Алфика. Он снова был нашей надеждой. Он должен был поднять перчатку. А голос учителя все подзадоривал:
— Выше, Хеллот! Не то схватишь хорошую плюху!
Но Алфик продолжал отступать, не поднимая рук для защиты. Вместо этого он быстро глянул на нас, зрителей, поймал мой взгляд и указал кивком на незадачливого противника.
— Защищайся, парень! — Учитель продолжал распаляться. В ответ Алф Хеллот остановился и застыл на месте, свесив руки вниз. В уголках его рта играла улыбка. Он снисходительно смотрел на прикрытого боксерскими перчатками преподавателя.
Запальный шнур был зажжен, чека сорвана.
И преподаватель взорвался. Как ручная или как противотанковая граната — сказать трудно. Но взорвался с грохотом.
Его хваленая контролируемая агрессия сменилась неуправляемой лютой яростью. Длинные руки давали ему преимущество, и он попытался достать Алфа Хеллота ударом, какого ни в одном учебнике бокса не видел.
Кулак преподавателя пробил внушительную брешь — вполне осязаемую глубокую брешь в прокисшем воздухе физкультурного зала, где меловая пыль смешалась с застарелым потом. Потому что Алфа Хеллота не оказалось там, куда был направлен удар. Мы видели, как он вовремя ушел от удара изящным и гибким нырком. И видели, как в это же время преподаватель открылся.
Сам совершил смертный грех, от которого старался спасти нас тысячами наставлений и чувствительных уроков. Открылся. Тогда как Алфик принял боевую стойку. Закрылся. И — не могу сказать, чтобы мы особенно удивились, — нанес удар. Прямо по открывшейся цели. Короткий удар, его, кажется, называют апперкотом. Чистенько, точнехонько и безо всякой злости.
Удар был не очень силен. Учитель устоял на ногах. Но ведь он стремительно шел вперед, а удар остановил его. И явно потряс. Мы видели, как он остановился, отпрянул, шатаясь, шага на два назад и мотнул головой, моргая странно изменившимися глазами. Надо думать, и Алфик видел эти глаза. Несколько секунд перед ними все кружилось. Глаза не понимали, что они видят, где пребывают, где верх, где низ. Только тупо таращились на Алфика.
Потом уразумели. Поняли, что на карту поставлено все. Теперь или никогда. Что в целом мире есть только два человека. Все произошедшее на свете со времен изобретения каменного топора было уничтожено одним ударом — ударом Алфика. Учитель, в шкуре палеолитического межвоенного периода, видел перед собой Алфика Хеллота, который стоял, заслоняя ему белый свет, стоял неподвижно, руки опущены до пояса, улыбка вздернута до ушей.
За спиной учителя в дверях физкультурного зала копились новые зрители. Девчонки после душа, девчонки, которые несколько минут назад, беззастенчиво голые, как ни в чем не бывало подставляли струям воды свои немыслимые тела. С еще не просохшими волосами они стояли в дверях за спиной учителя, заполнив весь коридор, и хихикали. Учитель слышал их, Алфик видел. Однако он видел только одно лицо, только один взгляд жег его сетчатку.
Китти!
Девичий смех подпалил шнур. Учитель снова взорвался. Алфик легко ушел от первого удара, который можно было назвать прямой правой. Кулак пролетел мимо, курсом на шведскую стенку. Алфик играючи шагнул в сторону, одновременно выбросив вперед левую руку. Я никогда не знал, что сразу за ухом у нас есть кровеносный сосуд, но тут из него по потной шее учителя вдруг потекла красная струйка. Учитель нанес ответный удар. И на этот раз попал. Мы это увидели. Алф Хеллот почувствовал. Короткий боковой удар, налитый доисторической яростью, проскочил снизу под перчатками Алфа. Куда именно он попал, не скажу, но попал крепко, вобрав в себя воздух и боль. Хотя Алфик подался назад и не принял удар всем своим весом. От последовавшего затем свинга он успел нырком уклониться, не нанося ответного удара.
Но учитель уже не замечал, попадает он или промахивается. Лишь с нарастающим бешенством продолжал колошматить воздух, метя в голову Алфа Хеллота, в его улыбку, одержимый желанием стереть прилипшую к лицу противника невыносимую ухмылку. И он бил, бил, чтобы сровнять с землей ухмыляющееся лицо, которое все быстрее мелькало вокруг него, все расплывчатее и недоступнее.
Для нас, зрителей, окруживших ринг, заключительная сцена сочетала в себе как высокую, так и низкую комедию. Учитель — выдохшийся, бессильный, внутренне сломленный, измазанный кровью, одурелый, руки машут, точно крылья ветряной мельницы при слабом ветре. И Алфик, который все время отступал, пританцовывая, нырком уходил в сторону, вниз, подпрыгивал, дразня соперника и почти не поднимая рук для удара.
Но дважды он ударил. Больше не понадобилось. Сперва его правая как бы случайно угодила в физиономию учителя. Однако тот не упал, только застыл на месте, с новой струйкой крови — на сей раз из правой ноздри.
Следующий удар был больше похож на настоящий бокс. Тоже правой, снизу короткий прямой в челюсть, сквозь заслон из медленно вращающихся мельничных крыльев. Лишенный драматизма, давно назревавший финал, точка в конце затянувшейся фразы.
Челюсть была не железная. На удар отозвалась дребезгом. Голиаф описал полукруг, теряя равновесие. На какое-то мгновение простерся косо в воздухе во весь рост.
Глухой звук от встречи головы с деревянным полом.
После чего оставалось только собирать осколки. До сознания победителя дошел гул возбужденных голосов, сиренный вопль учительницы физкультуры, он ощутил полотенце, которое я положил ему на плечи, увидел перчатки, которые я с него снимал, толпу, протиснувшуюся сквозь незримые канаты вокруг ринга.
И Китти.
Она не подходит к нему. Только проходит мимо. Ничего не говоря. Но она открыла Алфика Хеллота. Впервые он стал для нее личностью. Появляется птица. Веки Китти — ее крылья. Птица взмахивает ресницами и вылетает из глаз Китти. Классический номер иллюзиониста. Все смотрят на лежащего без сознания учителя, никто не видит птицу, летящую через спортзал, и только я ощущаю пустоту, видя, где она садится.
Официально происходит нечто совсем другое. Неприятная история. Скажем так: учительское собрание, родительский совет, школьное правление. Чисто физически незадачливый преподаватель оправился сравнительно быстро, сотрясение мозга оказалось не таким сильным, как вначале подумали эскулапы. Алф Хеллот получает последнее предупреждение и после недельного изгнания продолжает учиться в школе. Констанца в ужасе, но Авг. Хеллот воспринимает случившееся спокойнее, чем можно было ожидать. Пожалуй, в глубине души он даже слегка гордится сыном. Впрочем, у него слишком много других дел. Авг. Хеллот постоянно в бегах. Ему сулят место освобожденного секретаря профсоюзного объединения. То и дело вызывают на важные заседания в Осло. У него просто нет времени следить, что там происходит с Алфиком и преподавателем, который, когда его наконец выписывают из больницы, получает взбучку от директора и продолжительный отпуск, а кроме того, обзаводится темными очками, в коих по истечении отпуска и каникул является в школу.
Где поневоле вновь встречает Алфика Хеллота, который одним ударом постоял за себя, взял верх над преподавателем, вырвался на волю и простился с детством. И тем не менее чувствует, что ему чего-то недостает. Не беспокойтесь, все будет, все будет! Поздняя осень, дождь льет как из ведра, а у Алфика под ребрами черти пляшут. Взгляд Китти не оставляет его, куда бы он ни шел, например домой из школы, по улице Индзастрой, под огромным черным мужским зонтом Авг. Хеллота. Алфик Хеллот прибавляет ходу, потому что в десяти шагах перед ним идет она. Теперь или никогда! Обычно Китти носит длинные брюки, широкий свитер и сандалии. Когда холодно, надевает поверх свитера зеленую куртку с длинными костяными пуговицами. Сегодня, судя по всему, не холодно. Китти поступает как хочет. Это всем известно, в том числе Алфику Хеллоту. Известно, что с двенадцати лет она водится с восемнадцатилетними и даже с взрослыми мужчинами. И что в ее отношениях с ними далеко не всегда им принадлежал верх. Что она гостила на пароходах. Это тоже всем известно. Не менее точно, чем все остальное, что всем известно. Вот и сейчас она верховодит. Тот факт, что Алфик Хеллот прибавляет ходу и ускоряет шаг, чтобы поравняться с ней под дождем, — чистая формальность.