Не оставалось, таким образом, ничего другого, как просмотреть снимки извержения вулкана Матупит тридцатилетней давности и прогуляться по улицам Рабаула, которые прямо-таки кишели китайскими лавочками. Преобладали там, конечно, японские товары, ибо, хотя Страна восходящего солнца и не завоевала Новую Гвинею, она находится сейчас па пути к тому, чтобы овладеть ею экономически. Почти все курсировавшие по улицам Рабаула автомобили были японских марок «Тойота» или «Датсан».
Судно было небольшим, но для Рабаула вполне могло считаться лайнером. У трапа нас приветствовал сам капитан, который, представившись, назвал себя: Билл-Бестия.
Уильям Джонстон — так по-настоящему звали капитана— оказался милым рыжеволосым человеком — шотландцем по происхождению. Он знал чуть ли не все непристойные анекдоты со всего архипелага. Истый ветеран морских путей западной части Тихого океана, он угостил нас пивом из холодильника и сразу же покорил своей сердечностью, простотой и обходительностью. Не прошло и десяти минут, как мы почувствовали себя так, словно проплыли с ним по меньшей мере половину Тихого океана.
Билл-Бестия проследил за отплытием судна, а стюард тем временем проводил нас в маленькие, но уютные каюты. Суденышко проворно выскользнуло из залива, оставив за левым бортом почтенное семейство вулканов, и взяло курс на острова Герцога Йоркского. Вдали маячили очертания Новой Ирландии. Вскоре наше судно стало качаться на океанских волнах, вторгающихся в пролив Святого Георгия.
На кормовой палубе, похожей на затененную веранду, Бестия рассказывал нам разные истории, не менее красочные, чем местные рыбы. Даже извержение вулкана, мимо которого мы проходили, пли былые сражения с японцами он умудрялся описывать как уморительные приключения. Пожалуй, именно такие, как он, мореходы из поколения в поколение по кирпичику складывали склоняющуюся ныне к закату Британскую империю.
Как подобает настоящему шотландцу, Билл недолюбливал англичан и от души смеялся, когда мы рассказали ему популярный в Европе анекдот о том, что англичане все еще продолжают называть свою страну Великобританией, отдавая этим дань своему заскорузлому консерватизму.
Час за часом шли мы по залитым ярким солнцем водам, любуясь окружающим пейзажем. Через каждые несколько миль рифы и вулканы представали перед нами во все изменяющихся сочетаниях, словно театральные декорации.
Билл частенько проверял действие штурвального на мостике. В этих водах было столько рифов и сильных изменчивых течений, что нельзя было особенно доверяться всем прелестям Южных морей. Под вечер мы причалили к примитивному помосту в маленькой, тихой бухте, в которой шелестели листьями на ветру склонившиеся над водой пальмы. Я даже не спросил, как называется деревня, куда мы прибыли. Достаточно было благодатной атмосферы этого вечера и улыбающихся бронзовых лиц аборигенов. Билл неспроста зашел сюда. Известными лишь ему одному путями он разузнал, что здесь состоится обряд Дук-дук.
— До появления европейцев, — объяснил нам капитан, — Дук-дук был тайным обществом аборигенов, основанным на извечных верованиях. Оно было тесно связано с обрядами посвящения мужчин, но занималось также устрашением женщин и вымогательством разных благ у местных жителей, не входящих в общество. Дук-дук мог бы послужить отличным образцом для чикагских гангстеров. Его члены, например, навязывали разным лицам «охрану» их огородов и самой жизни. Они прекрасно знали, как разделаться с упрямцами, не пожелавшими прибегнуть к такой «охране». В настоящее время общество Дук-дук существенно изменилось, и проведение его обрядов администрация допускает только в течение одного месяца в году. Вам повезло, так как именно сегодня начинается этот период. Обряды Дук-дук теперь увидишь не часто.
Протоптанной тропинкой идем в деревню. Торжество, видно, уже началось. Слышны звуки священных флейт и глухой рокот барабанов. Постепенно образуется круг возбужденных аборигенов. Среди них нет ни одной женщины. Звуки дудок отпугивают всю молодежь и женщин деревни. В середине круга вижу юношу в юбочке из листьев и в своего рода манишке на груди. Его ноги, как и «манишка», измазаны белой краской. Кожа юноши блестит — неизвестно, от пота или жировой смазки. В лохматых волосах торчит цветок, лицо припудрено измельченными в порошок листьями.