Много лет спустя Дмитрий снова услышал об Ульянове-Ленине. Только теперь о нем рассказывал не пришлый человек, а свой, деревенский. То был солдат Южаков, живший по соседству с домом отца. Военную службу проходил он в Порт-Артуре. За распространение ленинской «Искры» среди солдат был сослан на каторгу на Нерчинские рудники. Закованный в кандалы, в полосатом арестантском халате, он два года надрывался на непосильных работах. А затем — «вольное поселение» в Моревской волости и лишение гражданских прав. Паспорт, выданный политкаторжанину, помилованному по случаю рождения наследника русского престола, не разрешал ему заходить в города Российской империи.
Впервые от Южакова узнал Дмитрий о партии большевиков, созданной Лениным. Незадолго до призыва на действительную службу Южаков вручил Дмитрию запрещенную книгу «Что делать?» Ленина.
— Прочитай и сам постарайся понять, что есть правда. А может, и посчастливится тебе повидать Ленина.
Об этих словах опального земляка Пичугин вспомнил в семнадцатом году, когда ему по заданию Петроградского комитета большевиков пришлось однажды охранять конспиративную квартиру, где Ленин проводил беседу с путиловскими рабочими. Младший унтер-офицер двенадцатой роты лейб-гвардии Измайловского полка большевик Пичугин увидел великого вождя. С замиранием сердца наблюдал он за Лениным, что-то быстро записывавшим в блокнот. Дмитрий растроганно думал: «Так вот ты какой, Ильич! Простой, обыкновенный...».
Запросто беседовал Ленин с крестьянином из далекого Зауралья, а на прощанье сказал: «Скоро, теперь уже скоро трудовой народ возьмет власть в свои руки. Россия заживет по-новому!».
— ...Ну что, комиссар? — хрипло хохочет Корочкин. — Несладко? А до Кургана еще далеко. Ха-ха!
По обе стороны телеги движется конный конвой. Босыми ногами Дмитрий шагает по горячему сыпучему песку. Он еле держится на ногах и боли уже не чувствует: руки стали словно чужие.
...В Менщиковой каратели согнали крестьян на площадь. В центре, видимый отовсюду, стоит он, Дмитрий. Поодаль толпятся офицеры. Звеня шпорами, Корочкин неторопливо обходит тесный живой круг, опрашивает: «Кто знает этого человека?».
Дмитрий с тревогой всматривается в хмурые лица стариков, молодых парней и женщин с грудными детьми на руках. Он узнает партизан из отряда Корюкина. А вот и он сам. Они обмениваются быстрыми взглядами, Илья кивком головы приветствует Дмитрия.
Взбешенный молчанием крестьян, Корочкин исступленно вопит: «Мужикам — двадцать, бабам — десять розог!».
— Звери! — слышится в толпе истошный женский крик...
В полдень миновали то место у поворота дороги, где Дмитрий встречался с отрядом менщиковских партизан. Живо всплыли слова рапорта, что читал тогда Корюкин: «Постановили: организовать боевой партизанский отряд. Всем членам партии вступить в него».
Дмитрий очнулся внезапно: впереди, там, где двигалась вереница подвод с арестованными партизанами, выданными кулаками, раздалась винтовочная трескотня. Через мгновение короткими очередями застрочил пулемет.
При первом же выстреле офицеры повскакали с телеги и, не зная, что предпринять, толклись на дороге.
— Арестованного убрать в безопасное место! — крикнул конвою Корочкин и, озираясь, сбежал с дороги; за ним последовали остальные.
Конвоиры тесным кольцом окружили Дмитрия. Подвода свернула в бор и остановилась у небольшого холма, на котором высились две могучие сосны.
Стрельба оборвалась.
Дмитрий оглянулся вокруг... Был «день солнцеворота», и бор, казалось, замер под нестерпимо палящими лучами солнца. Высокие сосны стояли, точно завороженные: не шелохнутся лапчатые мохнатые ветви, неподвижны иглистые макушки. От тишины звенело в ушах. Где-то близко стучал дятел, но и он будто боялся нарушить покой леса: стукнет раз-другой и замолкнет, выждет чего-то, а потом опять торопливо задолбит звонкую кору сосны.
На дороге послышался дробный цокот скачущей лошади, вскоре показался всадник. Навстречу ему выскочил Корочкин.
— Что там случилось?
— Партизаны! Засада! — громогласно доложил верховой, с трудом осаживая разгоряченного коня.
— Болван! Говори тише...
На дороге столпились офицеры: выслушав сбивчивый рассказ связного, они торопливо стали совещаться. Корочкин слушал небрежно, а когда все высказались, надменно сказал:
— Обстановка ясна: партизаны устроили засаду, чтобы освободить Пичугина. Господа, предлагаю немедленно расстрелять его!