— И ты бы сто лет прожил, ежели бы не я, — всхлипнула Услада, снова утирая слезы.
— Не ты, а Володимеричи. Что Олег гнилой был, что эти. Все их семейство худое, одни беды от них, — сжал кулаки Миронег. — И сестра, должно, змеей была, ежели ты, птаха малая, такое-то сотворила.
— Не правда, не все, — разволновалась Услада, — Изяслав не такой, он хороший, добрый. Ты же сам говорил, что он милостивый!
— Уж больно нахваливаешь, — обиженно надулся Миронег, — ревновать тебя к нему стану.
— Ой, дурной, — потрепала его за густой чуб жена, сокрушенно качая головой.
— Дурной, да твой, — завалил ее на осеннюю лежанку Миронег.
Он ласкал жену, отгоняя цеплявшуюся за спину тоску. Миронег переборет себя, сможет снова встать на ноги. Надо лишь вырваться из западни.
Утро только забрезжило, а пара уж была на ногах. Миронег старательно расшвырял остатки шалаша и прикрыл пепелище вырванной с корнями травой. Ежели по следам все же увяжется погоня, место ночевки не должно выдать беглецов. Эх, кус обрубленный не скроешь, ну да, может, не приметят. Наскоро перекусив, муж с женой отправились дальше.
— Там брод, — указал Миронег в сторону реки. — Сейчас дойдем, перебредем на тот берег, а там обсохнем, костерок разведем.
— Здесь так же глубоко, как в прошлый раз, — немного тревожно прозвучал голос Услады, большая вода ее пугала.
— Нет, сейчас обмелело, пониже будет, — успокоил Миронег.
Они, крадучись, пробрались к едва заметной тропе, по которой давно никто не ходил. Миронег, прежде чем разоблачаться, внимательно стал всматриваться в оба конца реки и напрягать слух. Что-то смущало его.
— Подождем? — осторожно спросила Услада.
— Да нет, пустое, — решительно стянул сапог Миронег.
— Там что-то движется, — указала жена на север.
Она оказалась острее глазом. Миронег снова прищурился — из-за поворота выплывала ладья. Глебовы, иного не может быть.
— Догоняют нас? — в очах Услады заметался дикий ужас.
— Нет, просто к полудню плывут. Может, наши и не сказали про нас ничего, больно быстро эти появились.
— Так, давай возвращаться, — взмолилась жена.
— Нельзя, они могли высадить дружинных для засады, а сами по дань дальше поплыть. Сейчас мимо пройдут и перебредем. Не бойся, — погладил он ее по плечу. — Полезли, оттуда хорошо видать все будет.
И они пробрались в гущу камыша.
Ладья приближалась, уже слышно было, как скрипят уключины и шлепают по воде весла. И эти глухие звуки эхом отдавались на противоположном конце реки.
— Ой, там еще одна! — указала Услада на юг.
Миронег чуть привстал — так и есть, навстречу переяславской ладье плыла другая, такая же крепко-срубленная, но со свернутыми парусами, ведь ее гребцам приходилось преодолевать не только течение, но и дувший в лицо полуночный ветер.
Два корабля неминуемо сходились. И тут Миронег узнал на носу полуденной ладьи подпаленного конька. Да это ж Ингваря кораблик, второй, тот, что тоже занялся, когда Миронег улепетывал. Неужто смогли погасить? Подлатали на славу, умело, и снова на Савалу.
Ой, что ж будет-то теперь?!
Глава XXII. Отмель
Савала здесь разливалась широко, разойтись двум корабликам не представляло труда, вот только мель была препятствием. В таких случаях, ежели не получалось протащить с наскока, то следовало либо лезть толкать в студеную воду, либо причалить и волочь берегом. Волочить никому не хотелось, поэтому корабли шли осторожно, наощупь, промеряя впереди глубину… и неумолимо сближаясь.
Ладьи встали ровно по обе стороны от песчаной косы брода.
— Эй, косопузые, вы чего здесь позабыли?! — полетело с вороножской ладьи Ингваревых воинов. — Али заплутали?
Миронег без труда узнал горлопана — Петрила, кому же еще быть. Ингварев кметь успел нацепить броню и теперь красовался на носу, прикрываясь от стрел обгорелым коньком.
— Мы то у себя, а вот вы видать с Вороножем Савалу попутали, — не менее задиристо прозвучало с переяславского корабля.
— Червленый яр — нашего князя удел! — прокричал уже слышанное Миронегом заклинание Петрила.
— Да с чего бы это, коли мы всегда тут кормились? — подбоченясь, у носа переяславской ладьи встал небольшого росточка воин в расшитой мятле[1].
— А с того, что ваш князек и так жирный кусок отхватил — и Рязань его, и Переяславль, и в Пронске его братец меньшой уселся. Уж и довольно. А Червленый яр наш!
— Так и сидите смиренно да волю старейшего выполняйте, — высокомерно проговорил переяславский кметь, оправляя сползшую с плеча мятлю, — коли хоть что-то хотите себе иметь, пока светлый Глеб Володимерич вам дозволяет. А то погонит наш князь вашего вон, так и все себе заберем.