– И пол, значит?
– И пол. И печи. Три печи.
– А пошто три-то?
– Мыло буду варить. Мыловаренную фабрику открою. Идет? Ну, сколько, спрашиваю?
– Ежели... ежели с печкой и все прочее... Ну, в рассуждении леса, кругляк, плахи, жерди – все мое?
Констанов выругался.
– Сказано, мои деньги! Bсe остальное твое.
Тогда Безбородов выкрикнул в отчаянии:
– Тыща! Задаток двести!
Констанов из уже знакомой нам пачки отсчитал десять десятичервонных.
– Бери, обезьяна!..
Безбородов снова обиделся и не притронулся к деньгам....
– Если обзывать будешь, не выйдет у нас никаких делов. И не надо мне твоих денег!
– Ой ли! – удивился Констанов, шнуруя свои громоздкие ботинки-бутсы. – А если я тебе вместо тысячи – две отвалю? А? Тоже не выйдет?
– Вы, случаем, не из купцов? – ощерился Безбородов. – И за две не стану, коли обзываешь.
– Не будешь? Скажи пожалуйста!.. Да, Евгений Михайлович, жизнь таровата на неожиданности... А ведь этот человекообразный сможет. Вижу по глазам – сможет. Не возьмет... Ну, ладно, ладно, пролетарий! Я ведь это так, по-научному... Все мы от обезьяны. И я тоже. Извиняешь? – Констанов хитро подмигнул. – А тыщонку-то лишнюю возьмешь все-таки, а?
– За сколь срядились, за столь и сделаем.
– Ишь ты, принципиальный! – ухмыльнулся философ, и голос его словно потеплел. – Нет, чертов ты сын, я не из купцов. Купцов с девятьсот пятого года сам потрошу... Ладно! Забирай деньги и завтра же начинай. План я составлю. Да, еще вот что: жена у тебя, конечно, есть? Пошли-ка ты ее сюда, пусть заберет вот эти шмутки-манатки.
Он пнул ногой узел, в который еще с ночи свалил пожитки Евстигнеевых.
– Бабу не пошлю, – покачал головой Безбородое. – Может, ты и не из купцов. Не пошлю, и милостыни не надо нам. На том извиняйте и будьте здоровы! С полудня начнем возить лес и кирпич.
Безбородов взял деньги, аккуратно пересчитал и, положив в карман, ушел.
На другой же день работа закипела. Вечером, когда уже были привезены и сложены десятки бревен, Безбородов зашел к Констанову. Тот сидел перед коньячной бутылкой.
– Ну... – Безбородов втянул в себя запах финь-шампаня, – завтра будем ошкуривать бревна. Вот таперича бы не грех и пропустить стаканчик! Артелью, то ись... Времена-то нынче крутые. На бирже труда множество околачивается. Уж ты, от щедрот своих...
Констанов сделал непристойный жест:
– А этого не хочешь, пролетарий?
Я трудился над анализом Личности.
Уже были допрошены Безбородов, его артельщики, извозчик Ермолаев. Пришло «отдельное требование» из далекого Ташкента – допросы четы Евстигнеевых. Много материалов поступило и из других городов.
Все отчетливее прорисовывался на страницах дознания облик Констанова, человека сумбурной судьбы.
Бывший студент Казанского университета, бывший поручик царской армии, бывший штабс-капитан у Деникина – вот путь, приведший Констанова в начале нэпа в Читу. Здесь он стал вожаком крупного анархического подполья, унаследовав большие ценности от бывших вожаков – Лаврова и Пережогина.
Следствие установило, что Констанов скрылся из Читы, где жил под фамилией Каверина, разделив кассу между «штабными» и прихватив с собой львиную долю – чемодан с ценностями, которые позже превратил в червонцы.
Диковатая, опустошенная душа Констанова изумляла не только меня.
Совершенные им и его подручными бессмысленные преступления заставляли прежде всего усомниться в психической полноценности человека, противопоставившего личность коллективу.
Прокуратура провела медицинскую экспертизу, но эксперты ответили: «Психически здоров. За действия свои несет полную ответственность».
Однажды дверь моего кабинета тихонько отворилась и в нее бочком просунулся какой-то старикашка. Он отрекомендовался мастером-мыловаром.
– Я к вам касательно моего хозяина бывшего, – улыбался старичок. – Касательно Евгения Михайловича. Как я у ихней милости полгода проработал, то и желал бы поговорить.
– Хотите дать показания?
– Так точно. Имею такое намерение.
– Что ж, садитесь. Итак, фамилия, имя, отчество?
– Будников, Назар Иванович Будников....
Спустя два месяца после продажи Евстигнеевым своего домовладения Констанову на фасаде одного из двух вновь возведенных срубов вознеслась красивая вывеска, золотом по черному:
Е. М. КОНСТАНОВ
МЫЛОВАРЕННОЕ ПРОИЗВОДСТВО
Так произошла очередная метаморфоза.
Будников обслуживал предприятие в качестве технорука.
– Только он, хозяин-то, мало интересовался делами, – рассказывал старикан. —Все на меня свалил: и рецептуру, и вывозку отходов, и отдел сбыта. А сам-то целый день сидит, уткнув нос в книжку аль в газеты: он массы газет выписывал! А вечером коньячище хлещет, и на дело ему наплевать. Мне, говорит, дело это не для денежного интересу, а для возвеселения души. Вопрос, говорит, не в том, что у Рокфеллера миллиарды, а у Констанова триста тысяч. Вопрос в другом: сможет ли моя душа с рокфеллеровской сблизиться? Вот какой полет был!..