— В основном обучаю дипломатов и их родственников, — похвасталась я.
— Как же, как же — наш местный посольский корпус! Вы, конечно же, заметили, что к нам сюда присылают на редкость потасканный контингент? Посол X. вам случайно не знаком?
— Еще бы не знаком! Пять раз в неделю я спозаранку даю ему уроки.
— В таком случае вам известно, что он, в сущности, дебил.
— В самую точку попали! Дебил, и какой!
— Министр Y. — малый славный, но от посла X. ушел недалеко. В Первую мировую войну ему все нутро разворотило снарядом. А вот консул Z. мог бы добиться многого, если бы не женился на своей любовнице.
— Что ж тут плохого? — поинтересовалась я, демонстрируя широту моих взглядов, и, довольная собой, отметила, что дон Ингалесио глянул на меня с явным удовольствием.
Машина запрыгала по кочкам засохшей грязи. Свет фар выхватил из темноты изгородь из кактусов, на которой сушилась одежда, и убогие домишки из дощечек и листов рифленого железа — примерно в такой хибаре ютилась в Сантьяго Пастора. Пузатые женщины, застывшие в темных проемах дверей, провожали глазами нашу огромную машину.
Она неторопливо преодолевала рытвины и ухабы недавно развороченной целины — это было уже не поле, но еще не дорога, — и мы въехали в только что отстроенный район. По обеим сторонам стояли новенькие, с иголочки, оштукатуренные одноэтажные домики очень современного вида. На веранде одного из них я увидела донью Пири, она вглядывалась в темноту, высматривая нас.
Мы вошли в домик. Хозяйка крутилась возле меня, точно щенок.
— Вам нравит? — то и дело спрашивала она.
Стены были окрашены в строгие светлые цвета; все выглядело новым, удручающе необжитым.
— Это не напоминает вам театральную декорацию? — шепотом спросил меня дон Индалесио. — Взгляните на оконные занавесочки, диван и накрытый на троих стол.
У меня уже мелькала мысль, что донья Пири подготовила эти декорации специально для нас с доном Индалесио; и в ответ я засмеялась, потом нахмурилась и укоризненно покачала головой. Но дон Индалесио не дрогнул:
— Мне почему-то чудится, дорогая Пири, что как только мы с сеньоритой ступим за порог, эта комната бесследно исчезнет.
Донья Пири, извинившись, вышла в кухню, и я шепнула:
— Будет вам, она же так старалась.
— Вы полагаете? — дон Индалесио повернулся и заглянул мне в лицо, будто искал там подтверждения моим словам.
— Она ведь въехала сюда всего несколько дней назад.
— Ага! Тогда понятно. — Он осторожно потыкал пальцем розовую стену. — Шпаклевка, похоже, еще толком не успела высохнуть.
— Неужели?! — я засмеялась.
Дон Индалесио похлопал ладошкой по дивану, приглашая меня сесть с ним рядом, и предложил мне сигарету. Скрестив пухлые ножки и зажав в тонких пальцах сигарету, он продолжил занимать меня. Он был испанец, но тоже провел какое-то время в Англии; много читал и даже, чуть сконфуженно признался он, сам написал одну книгу. По-английски он выражался изящно и остроумно. Я тоже положила ногу на ногу и непринужденно зажала в пальцах сигарету.
Во время ужина дон Индалесио по-прежнему не оставлял меня своим вниманием, почти позабыв о хозяйке дома. Он едва ли не повернулся к ней спиной, и я пыталась сгладить эту неловкость, вовлекая донью Пири в разговор:
— Мне кажется, что со временем, когда вы обживетесь, у вас будет прелестный дом.
— Однако, мы пока что не знаем, будет ли в нем кто-то жить, — загадочно обронил дон Индалесио.
— Разве вы не останетесь здесь? — озадаченно спросила я донью Пири.
— Вы знали, что я обязана этот дом дону Индалесио?
— Правда? — удивилась я.
А ведь в атмосфере и впрямь ощущалось нечто такое, чего я не поняла или неверно истолковала.
— Насколько я помню, дорогая моя Пири, эта замечательная идея целиком принадлежит вам, — язвительно заметил дон Индалесио; я даже заподозрила, что между ними того и гляди вспыхнет ссора, но, поглядев на их лица, успокоилась: оба улыбались.
— У сеньориты красивый вкус, и она будет мне помогать расставить мебель, — сказала донья Пири.
— Не знаю, с чего донья Пири решила, что я в этом сколько-нибудь разбираюсь. Как вам известно, я живу в гостинице.