Нет, отвечала я, мне и так очень весело, и ни с какими детьми играть не хочется. А про себя старалась придумать, что бы такое взрослое сказать миссис Левин, лишь бы она продолжила беседу со мной.
— Пожалуйста, скажите, сколько времени идет письмо из Вены в Англию?
— Дня два-три, — с застывшей на лице улыбкой отвечала миссис Левин, с охами и стонами поднимаясь с колен. Тучной старухе трудно было водить беседы со мной, когда я забивалась под обеденный стол и наотрез отказывалась вылезать.
— С утра она уже третий раз задает мне этот вопрос, объявила миссис Левин, выпрямившись во весь рост и глядя на меня сверху вниз.
Думаю, ее пугало мое поведение: спасая беженку от гонений, она привезла ее к себе домой, а девчонка дерзит ей, не сводя с благодетельницы угрюмых пристальных глаз. Я видела, каким взглядом она обменялась с Энни поверх моей головы, беспомощно разводя руками и уныло поджав губы.
На следующий день, стоя у окна, я увидела, что к нашей входной двери идет высокая нескладная сухопарая женщина, держа за руку упитанную девочку. Рыжие волосы маленькой гостьи прикрывала белая кроличья шапка, завязанная под подбородком. В руках толстушка сжимала красную лакированную сумочку.
Миссис Левин пошла открывать дверь, а я в большом возбуждении заняла наблюдательный пост у двери гостиной. Обе женщины принялись стаскивать с девочки теплое пальтишко, а она стояла, как столб, только переложила сумочку из левой руки в правую, когда левую высвобождали из рукава и стягивали перчатку, а потом та же процедура повторилась с правой рукой.
Затем миссис Левин позвала меня, велела провести гостью в столовую и там с ней играть, а Энни тем временем принесет нам чаю.
Девочка застыла перед камином, глядя прямо перед собой и сжимая в руке сумочку. Я сразу поняла, что мне попалась редкостная простофиля, значит, ею можно будет командовать. Недолго думая, я стала расспрашивать ее о главном; у взрослых задавать такие вопросы при первом знакомстве не принято, и важная информация остается лежать под спудом любезностей.
— Как тебя зовут? — спросила я.
— Хелена Рубичек.
Она не поинтересовалась, как зовут меня, я сама назвалась и спросила, сколько ей лет.
— Семь.
— А мне десять, — объявила я и добавила, что мой отец работает в банке. — А твой?
Хелена сказала, что ее отец выпускал газету, но теперь ничем не занимается. Я сообщила, что мой папа тоже больше не работает в банке. Впервые за долгое время разговор шел на немецком. Это было настолько легко и приятно, что я рассказала еще и про маму: она играет на пианино, — и про дедушку с бабушкой, и про их дом.
— Я знаю одну игру. Давай угадывать, чьи родители приедут раньше, твои или мои, — предложила я.
— Мои приезжают в следующем месяце, — сказала она.
— Спорим, мои приедут раньше твоих! — выпалила я и спросила, что у нее в сумочке, но Хелена лишь молча склонила голову набок, отчего пухлая щека мешочком легла ей на плечо.
— Ну и ладно. Давай дальше играть, — сказала я. Мне живо вспомнились наши с Эрвином забавы, очень хотелось так же развлечься. — В дочки-матери будешь?
— Да.
— Отлично. Я знаю, где мы будем играть. — Взяв Хелену за руку, я подвела ее к обеденному столу и заставила лезть под него, потом заползла сама, и мы сели на корточки. — Тут нас не увидят, — заверила я, с удовольствием оглядывая огороженный ножками стульев мирок под столешницей, такой симпатичный и уютный. — Нам здесь будет хорошо. Тебе удобно?
— Да, — ответила Хелена.
— Ну и хорошо, давай играть. Я буду мама. А ты — маленькая дочка. Ты должна плакать, а я буду тебя утешать. Положи сумочку на пол, она же тебе мешает. — Глядя прямо перед собой, Хелена лишь молча склонила голову набок. Я не настаивала. — Ладно, как хочешь. Ну же! — от нетерпения и возбуждения я даже не могла усидеть на месте, ведь я точно знала, что от нее требуется, чтобы я могла сыграть заветную роль. — Плачь!
Однако Хелена по-прежнему сидела как истукан; казалось, она с каждой секундой становится все толще и флегматичнее. Наверно, потому, что ей неудобно, решила я, вдобавок ей мешает зажатая в руке сумочка.
— Положи ее вон туда, — распорядилась я.
— Нет, — проронила Хелена.
— Как только мы кончим играть, ты ее заберешь. Ну, пожалуйста, — наседала я. — Давай, я сама положу.
Едва я протянула руку за сумочкой, Хелена, к моему изумлению, вцепилась в нее мертвой хваткой.