— Я должен помочь ребятам. Новые столы в школу привезли — надо разгрузить. Вам Алена дальше все расскажет, а мы еще в машине поговорим, когда поедем в Технион.
— Хорошо.
Он убегает. Алена смотрит ему вслед.
— Любишь его?
— Очень! Больше всех на свете!
— А он тебя?
— Не знаю...
— Я видела, как вы занимались любовью.
— Когда?!
— Когда вошла в интернат. Брела по аллее, услышала голоса... свернула. А если бы Йоси увидел?
Алена опускает глаза, но тут же справляется с собой. Смотрит на меня жестко, вызывающе:
— Хотите написать про разврат в интернате для новых репатриантов? Сенсацию ищете? Молодая журналистка. Прославиться спешите?
— Откуда такое представление о молодых журналистках?
— Была тут одна... ивритоязычная. Ходила, выспрашивала, сколько изнасилований в год, сколько абортов, сколько наркоманов. Не дама, а счетная машина.
— И написала что-то?
— Написала. Йоси из-за этой дуры чуть не уволили. Мы письмо в его защиту писали. Триста сорок девять подписей. Потом суд был. Опровержение в газете.
— Слава Богу, правда восторжествовала?
— Да. Статья про интернат на первой странице. Заголовок аршинными буквами, а опровержение — на последней. Три строчки мелким шрифтом.
— Значит, оклеветала вас журналистка?
— Да. Они с Йоси в одном классе учились. Она его десять лет любила. А он ее не любил.
— Отверг?
— Наверное, это так называется. И женился на Ципи. Он с Ципи в армии познакомился. У них любовь с первого взгляда и на всю жизнь.
— Как у вас с Алешей?
— У нас больше похоже, как у Йоси с этой журналисткой.
— Почему?
— Потому что я его люблю больше всех на свете, а он... Он мне ни разу не сказал, что любит.
— И ты думаешь, что есть другая девушка?
— Нет никого, но есть этот дурацкий спутник, о котором вы будете писать во второй статье... Есть звезды и много-много книг, которые он без конца читает.
— Алена, честное слово, это вещи несопоставимые. Ты и спутник. У каждого мужчины должно быть в жизни важное дело. Работа, которая его увлекает. Это стержень мужчины. Кстати, у женщины тоже должно быть что-то важное, помимо любви.
— Нет ничего важнее любви. Во всяком случае для женщины...
Она смотрит на меня упрямо, черноглазый ребенок, сполна хлебнувший разного в свои семнадцать лет.
Она, наверное, права. Нет ничего важнее любви. И все же я продолжаю упорно спорить с ней, словно с самой собой.
— У женщины должна быть своя жизнь, независимая от жизни мужчины, которого она любит, иначе, если мужчина исчезает даже на небольшое время, наступает опустошение. Невыносимое опустошение. Такое, что не хочется жить...
— Интересно получается — женщине нужна работа, чтобы бороться с любовью?
— Нет, не так. Не совсем так. Чтобы чувствовать себя на равных с мужчиной, чтобы не стать рабыней его желаний.
— А я мечтаю стать рабыней Алешиных желаний. Даже звучит красиво. Не зря вы журналистка.
— Звучит, может, и красиво, но быть такой отвратительно. Женщина должна быть сильной.
— Властной, железной и всепобеждающей, как новый вид танка, который недавно придумали и сделали израильтяне. Мы с Алешей ездили на День открытых дверей в танковые войска. Я видела эту чудо-машину. Зверь! А внутри хорошо. Прохладно. Компьютер, кондиционер, приборы ночного видения. Он в танкисты хочет, если в университет не поступит.
— А ты?
— Я? Девушек не берут в танкисты... Мне еще восемь месяцев до восемнадцати. Я боюсь, что Алеша полакомится в армии с какой-нибудь девушкой и полюбит ее с первого взгляда на всю жизнь, как Йоси свою Ципи.
— Откуда ты знаешь эту историю?
— Йоси рассказал... Он ходил как потерянный после публикации. Ужас. Нет у нас никаких изнасилований.
Аборт всего один был за пять лет. К нам раз в месяц врач-гинеколог приходит. Читает лекцию о противозачаточных средствах и вообще обо всем... Анашу ребята местные приносили продавать раньше, но Йоси это прекратил. Не запретил, нет! Разговаривал с нами несколько недель. Со всеми и с каждым, чтобы не покупали... Я его очень люблю. Он у меня на втором месте после Алеши.
— А маму?
— Маму... Мама — на третьем.
— Почему?
Замечаю маленькую деревянную скамейку под миндалевыми деревьями. Садимся. Достаю сигареты.
— Хочешь?
— Да.
Моя собеседница прикуривает сигарету, с наслаждением затягивается.
— Хорошие?
— Легкие. Приятные. Зачем я вам все это рассказываю?
— Тебе Йоси поручил.
— Про маму не поручал.
— Не говори, если не хочешь.
— Хочу...
Ее глаза наполняются грустью. Мне хочется обнять эту девочку-ребенка, которую ласкает мужчина, но не заботливая женская рука.