— Не могу «жиды пархатые» на иврит перевести.
— Потом, Виктор, потом слово подыщешь. Главное — живы, здоровы, — успокаивает его жена.
Перешагиваю порог дома, и вновь картина покоя завораживает меня.
Тонкие солнечные лучи, проникающие сквозь ажурные дырочки в шторах, играют в огромной вазе из разноцветного стекла, отбрасывают в разные стороны красно-сине-розово-зеленые блики.
Вкусно пахнет жареным мясом с йеменскими пряностями. Двора подает нам мягкие махровые полотенца.
— Эсти, иди в нашу ванную, там и фен есть, и все необходимое, а Виктор в детской душ примет.
После душа заглядываю в детскую. Витя сидит на полу среди сыновей, помогает им собрать какую-то замысловатую штуковину из пластмассового конструктора.
— Спускайся вниз, Фирочка, сейчас я отведу тебя в мой кабинет, там никто не будет мешать.
В кабинете Вити огромная, во всю стену, карта Израиля, причем территория ее больше нынешней и поделена тонкими линиями на двенадцать частей — двенадцать колен Израилевых.
— Что это?
— Таким было наше государство при царе Соломоне. Как написано в Торе: «Страна Израиля, обетованная евреям Богом».
— Интересно.
— — Да. Знаешь, где сейчас еще можно найти названия Израилевых колен?
— Где?
— На полицейских и военных картах. Там так и указано: лагерь Беньямина, лагерь Звулуна...
— Ты должен вернуться в лабораторию?
— За мной уже машину выслали. Приеду домой к трем часам. Ты пока готовь материал. А я вернусь, пообедаем, поговорим — и поедешь.
— Хорошо.
Сажусь за компьютер. Звоню строительному подрядчику Сашко, потом Ури. Строчу текст.
Шестилетний Яков, с которым я познакомилась сегодня утром, заглядывает в кабинет:
— Ты тут?
— Как видишь.
— Папа с антисемитами дрался?
— Да.
— А в садике говорят, что драться нельзя.
— Правильно говорят.
— В садике нельзя, а в жизни нужно.
— Кто тебе сказал?
— Сам понял.
Глава 5. ГЕРА
«Здравствуй, дорогой Гера. Сегодня исполнилось семь лет моей жизни в Израиле. Сегодня семь лет нашей с тобой разлуки».
Странно — почему семь? Десять. Ошиблась в цифрах.
«Кажется, что все было только вчера и в то же время очень-очень давно, словно в другой жизни. Вряд ли у тебя есть такое ощущение, ведь ты просто продолжал жить. А я поменяла все. Одним махом. Даже профессию. Только себя — постепенно.
Помнишь, однажды мы говорили с тобой о жизни, о женщинах. Ты сказал, что каждая женщина, которая была с тобой, хотела, чтобы ты стал ее мужчиной. Ты сказал, что я тоже этого хочу.
Я тебе тогда ничего не ответила. Просто раньше не умела быстро отвечать на сложные вопросы, мне всегда нужно было время, чтобы обдумать ответ. Теперь я знаю, что сказала бы тебе, Гера».
Ну, скажи, Фира, что-то оригинальное, например, что ты не хочешь, чтобы я стал твоим. По крайней мере, ты будешь первой.
Телефон звонит не умолкая. Надо отключить его. Леночка забрала мои подарки к дню рождения — розы и духи — и отправилась домой на два часа раньше.
Выключить телефон? Задумчиво смотрю на аппарат, потом все же беру трубку:
— Але...
— Гера, привет. Дело есть клевое. Срочное.
— Паша... — Нутром чувствую: предложит какой-нибудь проект, который может задержать мой вылет в Израиль.
— Паша, я не могу! Не сейчас, старик.
— Сейчас! Именно сейчас! Я уже под твоим окном. Встаю из-за стола. Фигура маячит под фонарем.
— Открывай, мне холодно!
Сбрасывает на ходу дубленку, шапку, шарф. Глаза горят.
— Ну, что на этот раз? Наращивание мусором островов для японцев? Разведение кроликов на необитаемом острове? Фабрика по пошиву бикини из соломки?
— Холодно, холодно, старик, а дело, между прочим, прибыльное.
— Не могу я, Паша. Не мо-гу!..
— Можешь. Ты только послушай. Знаешь стоматологический хозрасчетный центр на бульваре Победы?
— Лечили мне там зуб лет пять назад. Неплохие специалисты.
— Во-от! Центр обанкротился. Ха! Его на будущей неделе продают с молотка. Здание, между прочим, здоровенное. Четыре этажа. Два можно достроить.
— Заинтересовался!
— Покупаешь все готовенькое: кабинеты, оборудование, специалисты классные. Клиентура постоянная. Они, кстати, теперь новым методом лечат. Ну, для состоятельных, конечно.
— Каким еще методом?
— А таким — под общим наркозом. Усыпляют, значит, клиента, все там сверлят, выдирают, хреначат, вставляют.
— Все?
— Ну, во рту, конечно.
— И то хорошо.
— Нет, я тебе серьезно говорю. Клиент просыпается, тридцать два зуба сверкают, как новые.
— Откуда ты знаешь, что тридцать два?