Спасибо тебе, моя мисс Вселенная, ты опять помогла разрешить мои сомнения. Чувствую, как буквы ее детского почерка дробятся на нейтроны и протоны и взрываются во мне ядерным взрывом невыносимого желания.
Да! Да! Я хочу, чтобы ты стала моей. Я больше не боюсь этого — довериться другому человеку. Это — не зависимость от него. Это — не рабство. Это — что-то другое...
Я поеду в Иерусалим. Я должен обнять тебя, Фира. Снова окунуться в черный омут твоих глаз и понять, что же это такое. Пусть мне пятьдесят шесть лет, пусть невозможно что-то изменить. Я должен увидеть тебя.
Глава 6. ФИРА
Я задремала. Витя склонился надо мной. Проснулась от его взгляда.
— Подремала полчаса. Очень полезно перед дорогой. Тем более тебе. Ты так неуверенно водишь машину.
— Который час?
— Половина четвертого. Все сделала для газеты?
— Да. Строительный подрядчик оказался хорошим мужиком, отвез фотографию погибшего парня в хайфское отделение газеты.
— Может, родственники будут против?
— Нет. Он говорил с ними.
— На каком языке?
— На иврите. Один немного понимает... Оказывается. В общем, все в порядке.
— Тогда давай поговорим, потом пообедаем — и поедешь.
— Да... поговорим, только умоюсь, чтобы спать не хотелось.
Возвращаюсь в кабинет, сажусь напротив Вити в глубокое кожаное кресло. Времени мало, сразу задаю главный вопрос:
— Значит, спутник не взлетит? Взорвется в верхних слоях атмосферы?
— ...Да. Точно.
Обалдеваю от его прямоты и осведомленности.
— Откуда ты знаешь?
— Дов брал меня с собой в Москву, когда подписывали договор с русскими.
— Зачем?
— Что «зачем»? Зачем брал или зачем подписывал?
— Зачем брал? Сначала — зачем брал...
— Чтобы я дал компетентное заключение: на этой ракете-носителе спутник действительно взорвется.
— Бред.
— Нет. Трезвый математический расчет.
— Зачем, Витя?
— Фира... Я не буду тебе сейчас рассказывать о трудностях эмигрантской жизни. Ты сама наверняка хлебнула всего этого выше крыши.
— Мы — не эмигранты. Мы — репатрианты. Мы евреи, которые вернулись на свою историческую Родину. Сегодня утром, кстати, ты еще раз в этом наглядно убедился.
—Да. Извини. Ты абсолютно права. Мы не эмигранты. Все, кто живет в Израиле, приехали сюда в какой-то момент. Все вернулись. Но одни раньше, а другие позже. С этим ты не можешь не согласиться.
— Не могу.
— И те, кто приехали раньше, уже съели свою долю дерьма. А мы еще нет.
— И что?
— Фира... Я, физик, кандидат наук, пять лет работал на мусорной машине, чтобы прокормить своих пацанов. Ты заметила, как быстро мы приехали в те трущобы в «Сайфе, как безошибочно я вывел тебя к нужному дому?
— Да.
— Это потому, что я знаю Хайфу как свои пять пальцев. Я объездил ее на мусорной машине вдоль и поперек.
— Именно поэтому ты не отпустил меня утром одну?
— Конечно.
— Спасибо тебе.
— Я ездил на мусорной машине с пяти утра до часу дня, потом возвращался домой, спал два часа и до двенадцати ночи учил иврит и читал новую научную литературу по астронавтике и астрофизике, чтобы не потерять научную квалификацию.
— Ты пытался устроиться по специальности?
— Конечно, пытался! Каждые два месяца я рассылал свое резюме в университеты и фирмы, хотя бы отдаленно подходящие моему профилю. Телефонный звонок раздался через пять лет. Телефонный звонок из хайфского Техниона. Это было как гром среди ясного неба.
— Представляю себе.
— Меня вызвали на собеседование, а через неделю я получил письмо, что принят на должность руководителя группы электронщиков в проекте по разработке и созданию первого израильского спутника.
Витя закуривает трубку. Ему очень идет трубка. Она органично дополняет его классический образ ученого: точеные черты лица, интеллигентные манеры, борода. Я никогда не замечала, что у Вити красивые черты лица и руки. Нет, он не был таким в школе. Он очень изменился за эти годы. Может быть, благодаря Дворе? Или Израилю? Или тому и другому.