– Сегодня я уже не познакомлюсь с сыновьями.
– Нет. Они спят. Завтра, девочка.
– Двора, ну какая она девочка? Фира – наша ровесница.
– Я думала, студентка.
– Нет, это моя одноклассница. Я тебе говорил по телефону. Мы с ней вместе росли.
– Значит, она тоже из северной страны твоего детства?
– Да.
– А вы там были?
– Нет. Вот мальчики подрастут, тогда и поедем все вместе.
– Сколько шуб придется покупать!
– Шубы – не проблема.
– А что проблема?
– Ничего не проблема... Лишь бы мир наступил наконец, и чтобы больше никто не погиб... – Двора поднимает глаза на портреты трех красивых парней в военной форме. Под портретами маленькие красные электрические свечи.
– Братья Дворы: Шимон, Яков и Исысхар – погибли в Шестидневной войне. Танкистами были. Три похоронки за три дня.
– А еще остались братья?
– Нет. Только сестры. Четыре сестры. Все меня любят очень. – Витя обнимает Двору, ласково подмигивает: – Будешь грустить, женюсь на всех по очереди, пока не дойду до самой веселой.
– Не буду грустить. Никому тебя не отдам. Поздно уже. Завтра вставать рано. Пойдем, девочка, покажу тебе твою комнату.
Поднимаемся на второй этаж. Проходим две спальни мальчишек. Далекий-далекий запах пионерского лагеря легкой волной вдруг возникает в памяти...
Из чего он состоит? Перезрелые яблоки, перегревшееся на солнце дерево, рассыпанное печенье из родительской посылки и еще что-то. Я вспомню, что это, лягу – и обязательно вспомню...
Опускаю голову на прохладную подушку, смотрю в маленькое круглое окно под низким потолком. Две крохотные звезды мерцают в его бесконечной глубине. Вспоминаю про спутник. Первый израильский спутник, который конструируют новые репатрианты. Его должны запустить через полгода на Байконуре. Уже и договор с Россией подписан. Российская ракетоноситель выведет спутник на орбиту, а там он присоединится к американской космической станции, к которой уже присоединились четыре спутника из разных стран...
Даже спутники присоединяются друг к другу. Маленькие – к большим.
Мысли путаются, вырастают в загадочные видения, и вот уже я сама лечу в израильском спутнике, показывая Гере зеленую черту – тонкую пульсирующую жилку нашей страны в безжизненном сером пространстве. Гера крепко обнимает меня за плечи, разворачивает в другую сторону, и огромное зелено-голубое море лесов, полей и рек захлестывает меня своей необъятной мощью.
– Смотри! Смотри! Это наша Россия!..
Спутник вдруг перестает двигаться, замирает над мириадами огней, словно небо поменялось местами с землей.
– Это северная страна твоего детства, – явственно слышу я голос Дворы.
Мы снижаемся, и огни постепенно из беспорядочного хаоса перестраиваются в равномерные геометрические фигуры: квадраты, прямоугольники, параллели и биссектрисы.
Мы приземляемся в кабинете Геры, там, где я рассталась с ним десять лет назад. Мы падаем с неба, как сумасшедшие.
– Зачем? – шепчу я.
– Потому что сумасшедшие, – шепчет Гера, и я чувствую на своей шее его горячее дыхание, – и я падаю с тобой с неба, и возвращаюсь в него, и зависаю, как этот спутник.
Я прижимаюсь к Гере и отчетливо слышу удары сердца. Оно стучит ровно, четко, как маятник хронометра.
– Это пульсирует твоя тонкая вена в моем спящем чудовище. Я чувствую ее, как чувствую теперь тебя. Всю... Твою плоть. Твою душу.
Горячая истома окутывает нас обоих.
Наш спутник вновь взлетает.
«Чей? – мелькает в моем сознании. – Израильский, российский, американский?»
Захватывает дух от скорости полета, от силы чувств, переполняющих нас изнутри, – огромной силы совокупления двух бесконечно любящих друг друга людей. Самой огромной силы в этом мире.
Двадцать шесть сверкающих планет окружают нас с Герой веселым хороводом. Их приятное розово-голубое свечение ласково скользит по телу, векам, лбу, щекам.
– Это словно маленький журчащий ручей в жарких горах, – шепчет бородатый Витя. Тонкий запах горячих слоеных лепешек, воздушных, как легкие утренние облака, расплывается вокруг нас с Герой. Гера исчезает, растворяется на моих глазах.
– Куда ты?! Не уходи!..
– Утро. Новый день.
Открываю глаза. Двора заботливо склонилась надо мной:
– Доброе утро, Эсти.
– Доброе утро.
– Ты просила разбудить тебя в восемь.
– Да... Спасибо... – Смотрю снизу вверх на ее смуглое красивое лицо, словно выточенное мастером из цельного куска слоновой кости.
– Плохой сон?
– Не знаю. Нет, хороший. Очень хороший.
– Ты просила кого-то не уходить.
– На иврите?
– Да. По-русски я бы не поняла.
– Странно.
– Он вернется.
– Почему? Откуда ты знаешь?
– Он живой?
– Да.
– Значит, вернется. Те, кто приходят во сне, не могут без тебя наяву.
– Правда?! Или ты просто успокаиваешь меня?
– Правда. Так говорит древнее йеменское предание.
– – Спасибо.
– За что?
– За надежду.
Двора гладит меня по волосам, словно я ее шестой ребенок. Вытирает мои неожиданные слезы.
– – Живой, Эсти? Он действительно живой? Ты не обманула меня?
– Нет. Он живой. Только он там, в том городе, откуда я и Витя приехали сюда.
– Это совсем неважно, в каком городе. Главное – на земле, с нами. Живой, здоровый и очень скучает по тебе.
– Спасибо, Двора, я уже в порядке. А где Витя? Нам скоро ехать.
– Да он давно на ногах. Мальчишки его будят в семь утра. Сейчас каникулы. Школа и детский сад закрыты. Встанешь, умоешься, можешь сбегать к ним в сад. Там как в раю...
Высокие плодовые деревья запутались кронами и в беспорядке нависают над зелеными лужайками, крыльца дома сад кажется необъятным, хотя на самом деле он не больше гектара. Иду в глубину его, туда, откуда звучат гортанные мальчишеские голоса. Какой у них яркий первозданный иврит!.. Наверное, именно так произносили слова еврейские дети три тысячи лет назад. Однако открывшаяся картина моментально выбивает меня из философского настроения, возвращает в реальность наступившего дня.
Бородатый Витя, как дед Мазай, сидит на пне посреди лужайки, а пятеро его сыновей скачут вокруг не хуже зайцев. Их белые рубашки мелькают среди зелени, только самый маленький, годовалый, ползает в траве между Витиных босых ног, нарушая своей медлительностью броуновское движение старших братьев.
– Вот это да!..
Все наяву, но по-прежнему трудно себе представить, что это Витины сыновья. Витины и йеменской еврейки Дворы.
– Привет! Как спала?
– Прекрасно! Есть какая-то возможность с ними познакомиться? Поговорить?
– Никакой возможности. Абсолютно. Они у меня совершенно дикие. Новое свободное поколение. Делают что хотят...
– Понятно.
– А ты думала! Это тебе не советская школа. Дети встали, дети сели. Дети скажите: «здравствуйте», «спасибо», «пожалуйста». А теперь закройте рот, потому что ваш номер восемь, молчите, пока не спросим. И комплекс неполноценности с пеленок. Как у меня был. И у тебя наверняка.
– Еще какой!
– А у них не будет. У них и пеленок не было, кстати.
Неожиданно один из «зайцев» спрыгивает с дерева прямо мне под ноги.
– Метко! Привет. Тебя как зовут?
– А тебя?
– Эстер. А тебя?
– Ты что у нас делаешь?
– Меня твой папа вчера вечером привез к вам в гости. Он мой друг, мы вместе росли.
– Друг?!
– Да...
– Папа, ты с девочками дружил?
– Дружил, Яков. Это приятно – дружить с девочками.
– Ничего приятного. Они противные.
– Глупости. Мама тоже была девочкой.
– Мама не считается. Девочки всегда дерутся первые, а их бить нельзя.
– Железная логика.
– Я знаю теперь, как тебя зовут. Ты – Яков.
– Ну и что? А ты девочка или мама?
– Эсти, Виктор, идите завтракать, – зовет Двора. Витя поднимает годовалого крепыша на руки. Идем в дом. Вереница «зайцев» скачет за нами.